По-моему или по Моэму…

Очень плохоПлохоСреднеХорошоОтлично (3 оценок, 5,00 из 5)

Загрузка...

Роман «По Моэму или по моему» был написан в 2015 году за достаточно короткие срок. Приблизительно за пол года. Получив огромное впечатление после прочтения полного собрания сочинений великого английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма, я решил зафиксировать свои мысли на бумаге… Насколько это вышло для первого раза — судить вам

При желании книгу можно приобрести здесь

Главы 1-10

Глава 1

 

   Все-таки кто бы, что не говорил, а человек величайшее создание Божье. Он разнообразен, точнее даже сказать переменчив. Мы способны изменять кому-либо, чему-либо, да что там, даже самому себе. Меняем свое мнение, настроение, кто-то под влиянием окружающих факторов,  кто-то самостоятельно, а подчас даже не осознанно и это крайне удивительно.

  Мы всегда стоим перед выбором. Да, абсолютно всегда. Каждый Божий день. Причем совершенно неважно значительный этот выбор или нет, но он всегда присутствует. Кто-то это четко осознает и воспринимает, как данность, кто-то знает об этом, но делает вид, что ему безразлично, а есть люди и не ведающие об этой стороне существования, но как говорится — незнание закона, не освобождает известно от чего.  Человек разумный и слаб и силен одновременно. Парадокс? Верно.

  Как тени, по пятам, за человеком следуют его страхи и пороки, подгоняемые так же для кого-то вполне ведомой и осязаемой силой, а для большей части общества неизвестной вовсе. Я тоже человек, и соответственно не являюсь исключением. Так же как и многие, я неохотно, но всё-таки соглашаюсь с существованием возможности выбора и наличием пороков и прочих вещей, а иногда не делаю этого вовсе. Что-то мне знакомо, а что-то так же неведомо.

  Но, несмотря на все это, стремление к познанию и собственному развитию, как известно никто не отменял. Поэтому если есть вопрос, на него практически всегда можно найти ответ. Подчеркиваю – практически. Ситуация безусловно несколько иная, нежели чем, когда человек, стоит перед выбором, даже, наверное, лучше будет сказать не иная, а более выгодная. Выбор есть выбор. Своего рода лотерея. Конечно, «Выбор», как таковой, естественно в зависимости от ситуации, можно и не делать вовсе, но своей сути он от этого не изменит. Как итог – оказывается, он практически всегда есть, делать ли тот самый выбор или нет. Ну, не будем закапываться глубже.

  А вот ответ на вопрос всегда можно поискать и в итоге найти, конечно, не факт, что он будет верным. Своего рода теория вероятностей или попросту шанс. Конечно, вы скажете, что шанс есть сделать и правильный выбор. Соглашусь. И именно этот факт, еще раз доказывает то, что человеческая сущность является широченным плацдармом для ее изучения. При казалось бы более чем очевидных различиях, приглядевшись, можно увидеть большое количество совпадений.

  Теперь хотелось бы пояснить, к чему все эти водные излияния. Как я уже сказал, являясь человеком, хотя бы по внешним признакам, я так же не являюсь исключением. Предлагаю считать все вышесказанное, как некое оправдание или объяснение того, что и мой выбор, в итоге оказался так же не прост, а может он и не был сделан вовсе, так это или нет, решать вам.

Глава 2

  Как и любой человек, я жил, а жил я, как принято говорить в моем случае, в неполной семье, хотя признаться честно, поначалу не чувствуя этого. Мама, Бабушка и я. Самая, что ни наесть настоящая семья. А если семья настоящая, как можно считать ее не полной. Подчас мне даже казалось, что если бы я жил только с бабушкой, то по большому счету мало, что изменилось. Бабушка была человеком, который тянул на себе все. Когда еще был жив дед, то и его со всеми закидонами, которые он выделывал на протяжении всей жизни. Теперь же это были мама и я. Справедливости ради скажу, что с нами, наверное, было легче, чем с дедом. У мамы еще был брат, а у него в свою очередь была семья, как принято говорить в таком случае – полная. Мамин брат, его жена и двое ребятишек. С моим дядей, по словам бабушки, а соответственно и с его семьей, гены сыграли достаточно злую шутку. Как говориться, яблоко от яблони. Дядиной жене приходилось нелегко, и бабушка, как никто дугой ее понимала и всячески поддерживала. Маминому брату, как раз были знакомы многие из человеческих пороков, присущих мужчине и более того, он был с ними знаком, возможно, даже они были хорошими приятелями, а может и друзьями. Одним словом у бабушкиной невестки были все шансы со временем стать такой же, как и она сама. Да, бабушка так говорила, но при этом, как-то загадочно улыбалась. Видимо думая, что все происходящее в семье сына, пока не дотягивало до тех перипетий, что пришлось пережить ей за долгую жизнь с моим дедом. Мне судить было сложно, так как дедушки не стало, когда мне было пять лет, а стало быть, что-то упомнить было нелегко. К тому же последние года три жизни он очень сильно болел, так что ему было не до нервотрепки своих домашних. Этот факт я додумал уже самостоятельно.

  В целом, нашу семью можно было назвать средней статистической, но только исходя из тех факторов влияния, которые мы оказывали на окружающий мир. Объясню. Видимо, где-то или у кого-то существует некая шкала оценки ячеек общества, по каким-либо неизвестным мне критериям, допустим от нуля до десяти. Так вот наша ячейка, по моему мнению, находилась где-то посередине. Так что именно в этом случае, ответ очевиден.

    Жили мы так же средне. Средний доход мамы, плюс такая же средняя бабушкина пенсия. Шиковать себе не позволяли, да и с чего бы. Никому особо не докучали и к себе не требовали внимания и заботы окружающих. Как и многие другие праздновали Новый Год, Рождество, Пасху, не забывали про Восьмое марта. Я ходил в школу, мама на работу, а бабушка вела все домашнее хозяйство. Вечерами мама с бабушкой смотрели телевизор, а я делал уроки, ну или что-то еще. Летом, в течение весны и ранней осенью ездили на электричке на дачу, таковая у нас имелась. Стоит отметить, так же достаточно средняя.

  Как бы смешно не звучало, ходил я в среднюю школу, как в прямом, так и в переносном смысле. Про успеваемость, я думаю, так же многое ясно, она не являлась исключением на общем среднем уровне. Учителя на меня не жаловались, на родительских собраниях, куда гораздо чаще ходила бабушка, меня не особо хвалили, но и жалоб на мою персону не поступало. Когда бабушка приходила с собрания, как правило, никаких комментариев не следовало, а мама частенько  и не спрашивала, как все прошло и часто из-за того, что просто не была в курсе. В общем, жизнь текла своим чередом, как уже было сказано, где-то на пятерочку, но по десятибалльной шкале. И это всех устраивало, ведь всегда можно было найти оправдание – у кого-то ведь и хуже, а мы очень даже неплохо живем. Признаться, я именно так и считал – мы живем вполне неплохо.

  А время шло. Несмотря на кажущуюся стабильность, оно вносило свои коррективы, как в быт, так и в сознание, постепенно добавляя все то, о чем мы говорили ранее; пороки, страхи, и как правило, незнакомые до селе. Наверное, многие меня поймут. Когда с течением времени начинаешь ощущать присутствие в твоей жизни чего-то нового, волей неволей ты приходится по-иному относиться ко многим вещам, идеям, мыслям. Учишься, как сквозь сито отсеивать все то, что на твой взгляд ненужное или не совсем подходящее на сегодня, а может и вообще. Опять же выбор. Правильный и не совсем, чередуются, как дни недели, месяца. А меж тем в хранилище твоего ума все поступают и поступают новые заготовки для последующих размышлений, а может и того самого выбора.  Все извилины твоего мозга, при наличии таковых, начинают работать с удвоенной силой. Чтобы автомобиль мог передвигаться, его необходимо заправлять бензином, трактор соляркой, нужная температура в бане поддерживается при помощи воды, постоянно подливаемой на раскаленные камни. Мозг конечно не автомобиль, хотя тоже своего рода механизм, и так же с элементами внутреннего сгорания, и уж тем более не баня, хоть и бывает жарковато. Но он также требует подпитки, и хочу заметить не самой дешевой. Не воспринимайте эти слова буквально. Цена материи может и не столь велика, да и приобрести ее можно чуть ли не в соседнем магазине. Самые сложные процессы – это дозаправка и подбор необходимого топлива. И как не крути – это так же является выбором. И еще один момент, так же с моей точки зрения крайне важный, если не самый. В круговороте появления в жизни множества новых взглядов и мыслей, главное не прозевать момент необходимости пополнения умственных хранилищ. Конечно судьба для этого дает второй шанс и даже третий, а кому-то «везет» и более существенно, но как показывает сама же жизнь, лучше постараться их не разбазаривать. Однозначно лучше.

  С первым более менее существенным выбором я столкнулся ближе к закату своего пребывания в средней школе. Мне предстояло решить — закончить восемь классов, затем поступить в какое-нибудь училище, получить стоящую профессию, после посетить ряды вооруженных сил, отдав долг родине, а по завершении службы вступить в ряды серых масс, оставаясь на привычном среднем уровне, или искать другой вариант развития событий. Казалось, что тут такого? Обычный выбор, обычного школьника, вступающего во взрослую жизнь. Тем более первый вариант проверенный годами и не подводящий практически никого, сулил вполне себе нормальное будущее. Но что-то мне подсказывало, действовать нужно по-другому. Нет, я конечно понимал, что практически все мои сверстники сейчас так же ломают голову над тем, как быть дальше, но внутренний голос говорил: «Так, да не совсем» — не объясняя, что именно у меня было не так. Бабушка настаивала на развитии событий в формате училище, армия и так далее, а мама с ней не спорила, а точнее молча соглашалась. Не то чтобы меня это задевало. Нет. Мне просто по-юношески казалось, что все должно быть как-то иначе.

  Пути Господни неисповедимы. Возможно здравый смысл, может что-то еще, а судьба распорядилась так, что бабушкин план не возымел должного воздействия на мой разум и я принял решение остаться в школе до десятого класса, с возможностью последующего поступления в университет. У меня было два года для того, чтобы окончательно определиться с дальнейшим выбором. В конце концов, бабушкина «идея», имела силу и в этом случае. Как раз это и был главный аргумент, когда я убеждал своих  в правильности моего выбора, так как остальные не имели особого воздействия. Два года казались целой вечностью. Можно было расслабиться и со средней напряженностью, более похожей на расслабленность, плыть по течению. Мама на работу, я в школу, бабушка на кухню. Все как всегда. Признаться – это успокаивало. Легкое напряжение возникало лишь тогда, когда в голове всплывали мысли, что рано или поздно все-таки придется что-то решать более кардинально. Девятый класс прошел в спокойном режиме. Время не летело, да и тянущимся его тоже было сложно назвать. Летние каникулы я провел, как и обычно на даче. Мы имели небольшой домик с пристройкой в виде кухни и небольшой летней террасой. Вокруг дома был небольшой клочок земли, где-то около четырех-пяти соток. Одним словом, нам хватало. С одной стороны у нас были соседи, а с другой находился небольшой прудик, окруженный кустарником, молодыми соснами и такими же туями, историю происхождения которых в нашей полосе никто не мог объяснить. Лично мне было все равно, каким таким ветром сюда занесло семена этих дивных хвойных деревьев. Главным было то, что они крайне гармонично вписывались в общий пейзаж. Дом по соседству выглядел ровным счетом так же, как наш, за исключением террасы, так как каждый член садового товарищества пристраивал ее исключительно самостоятельно с использованием исключительно собственного воображения. У соседей она была на порядок больше, и соответственно придавала дому более внушительные размеры. В доме жила семейная пара неопределенного возраста. На пожилых они пока еще не тянули, а назвать их возраст преклонным не поворачивался язык. На первый взгляд очень воспитанные, образованные и интеллигентные люди. Во всяком случае, последние несколько лет. Лично для меня показателем интеллигентности на тот период являлось то, что из открытых окон комнаты частенько звучала классическая музыка. Что это было сказать не могу. Крайне ненавязчиво, может быть даже тихо, из раскрытого окна защищенного светло-серым тюлем на улицу вырывались звуки. Струнные, в сочетании с духовыми, то затихая, то усиливая звук, взлетали ввысь, безмятежно парив над нашей небольшой террасой, чтобы бесшумно, как июльский тополиный пух, опуститься на воду безмятежно лежащего пруда, окруженного туями, ядовито-зеленого цвета и неизвестно, как попавшими сюда. Иногда это была сугубо фортепианная музыка. Нескончаемые переливы клавиш лично на меня наводили какие-то странные ощущения. Чувство полного непонимания в сочетании с безудержным печальным восторгом. Иногда я представлял себе, что это я сижу за этим инструментом. В белой накрахмаленной рубашке со стоячим воротником, черном смокинге и такой же бабочке, а туфли на ногах непременно лакированные. Я точно знал, что каждый пианист усердно нажимает какие-то загадочные педали, расположенные строго посредине инструмента, около самых ног. Загвоздка была в том, что я совсем не понимал, зачем он это делает. Так вот, цель моего мысленного пребывания в этом где-то может быть сказочном для меня образе, была именно в этом. Как можно больше и чаще нажимать те самые педали. Мне казалось, что та музыка, которая как тот самый пух, выпархивающая из окна, рождается не нажатием черно-белых клавиш, отнюдь. Для меня все то, что я слышал, являлось исключительно результатом нажатия тех самых заветных металлических педалей, отчетливо гладких и упругих, лишь с небольшим вкраплением основного источника звука – клавиш.

  Во время импровизированного концерта, хозяин дома частенько выходил на террасу. Это был человек небольшого роста, плотный, может быть даже немного упитанный, но толстым его нельзя было назвать. С округлым лицом и коротко подстриженными седыми волосами. Крупные черты лица, придавали его взгляду некую уверенность, временами может быть даже суровость. Он не спеша вышагивал по сухому и скрипучему лакированному полу террасы, озираясь по сторонам. Практически у самого выхода с террасы, стояло кресло-качалка. Черного цвета, на широком деревянном основании, с толстыми подлокотниками округлой формы. Поверх кресла лежал плед, возможно меховой, а может и плюшевый, достаточно толстый, чтобы обеспечить комфортное времяпрепровождение.  Руки хозяина никогда не были пустые. Если это происходило утром, то, как правило в них он держал свежую прессу, которую каждое утро забирал из почтового ящика, расположенного на центральной улице садовых участков.  Что эта была за газета сказать сложно и, наверное, это не столь важно. Во всяком случае, серьезный вид соседа при чтении, в сочетании с надвинутыми на кончике носа очками, в неприлично тонкой оправе говорили, что это явно не желтая пресса. Если подобная картина наблюдалась в обеденное или послеобеденное время, то перед хозяином дома непременно была раскрытая книга. Процесс приема пищи в этой семье так же проходил преимущественно на террасе. Посередине веранды стоял большой круглый стол на толстых деревянных ногах, покрытый плотной скатертью темно-вишневого цвета, что безусловно гармонировало в сочетании со всем вокруг. Обедали и ужинали они с женой вместе, сидя друг напротив друга. О чем-то беседовали, а иногда молчали. В эти моменты взгляд мужчины был погружен в книгу. Жена лишь изредка позволяла сделать замечание, что чтение отвлекает супруга от приема пищи, и она наверняка уже остыла. Тот согласно кивал головой, при этом, не отрывая глаз от книги.

  Я часто сидел на диване-гамаке, который находился у импровизированного забора из кустов, спиной к пруду и с интересом наблюдал за идиллией своих соседей. Они же попросту меня не замечали или только делали вид. Не спеша и размеренно они делали свое дело. Поначалу мне казалось, что они не могли меня не замечать, но со временем, когда подобные наблюдения с моей стороны стали систематическими, я стал думать именно так. Мое присутствие, да и вообще все происходящее вокруг никак не влияло на поведение этих людей. Будь на улице дождь или зной, все было предельно размеренно и величаво. Странно, почему я не замечал этого раньше? Скорее всего, мне просто было не до этого. Я целыми днями носился на улице, только изредка прибегая домой, чтобы пообедать, и то, если бабушке удавалось меня отыскать, что признаться было нелегко. Сейчас же все было по-другому, все казалось иным. Другое лето, другие соседи, возможно, стал другим и я. Да что тут странного, казалось мне? Оставался всего год. Так что все было по-честному, еще немного и я встану, может быть, перед самым главном выбором в своей жизни. Признаться, от этой мысли становилось немного не по себе.

  В детстве я иногда задавал себе вопрос, как это становиться взрослым? Должен ли человек что-то чувствовать в этот момент? Я был абсолютно уверен, что это изменение должно произойти не то, чтобы в одночасье, но явно с какими-то ощутимыми признаками, но с какими конкретно ясно не было. Если ребенку что-то не понятно, то он вполне естественно обращается к взрослому. Так было и в моем случае. В моем распоряжении были мама и бабушка. Я принял решение обратиться к бабушке. Во-первых она старше, а стало-быть опытнее и умнее, а во-вторых она просто была все время дома и задать ей любой вопрос не составляло особого труда. С мамой было сложнее. Услышав мой вопрос, мне показалось, бабушка сначала немного растерялась, очевидно не ожидая с моей стороны подобного интереса, ну а затем, начав откуда-то совсем издалека, плавно перешла к тому, что мне необходимо закончить хорошо школу, поступить в училище и так далее. В общем, через пять минут бабушкиных объяснений, я понял, что ничего нового я для себя не узнаю. Я поблагодарил ее за подробный рассказ о переходе во взрослую жизнь и удалился, чтобы снова вернуться к собственным размышлениям, как вдруг меня посетила одна мысль, а не тот ли самый это момент? Бабушке не удалось рассказать мне крайне поучительную историю о необходимости успешного завершения школы, которая и так понятна без всяких разъяснений, и я не поддался. Может быть, будь я ребенком, я бы уделил этому рассказу гораздо большее внимание? Да нет, все равно многое не сходилось, ребенку такие вещи так же должны быть ясны. Тогда так; взрослый понимает подобное в любом случае, с объяснениями или без них, а ребенку для понимания все-таки требуются некие пояснения, причем систематические. Такой расклад меня устраивал гораздо больше. Стало быть, в бабушкиных словах была и доля правды. Переход во взрослую жизнь не может и не должен быть резким. Здесь все происходит последовательно, так, что порой и не заметишь, но я то другое дело. Я заметил. Эта мысль, безусловно, предавала мне уверенности и поднимала в собственных глазах, а это приятно.

Глава 3

  В моменты, когда на террасе по долгу никого не оказывалось, я либо продолжал сидеть в гамаке, погруженный в свои мысли, либо тщетно пытался найти себе какое-либо занятие. На улицу меня особо не тянуло. Поэтому, если поначалу ребята ко мне еще заходили, чтобы позвать погулять или на пруд искупаться, то ближе к середине лета их визиты прекратились. Признаться меня это не расстраивало, более того, даже не пугало. Стоп, а это не еще ли один сигнал? Как здорового ребенка могут не интересовать летние прогулки со сверстниками, если он конечно здоровый. Здоровый – отвечал сам себе я. Просто это еще один показательный момент для меня, что процесс продолжается. Каким же нужно быть человеком, чтобы не заметить таких очевидных вещей? Но тут же у меня в голове начинали закрадываться сомнения. А может быть это все мои предрассудки, и ничего такого не происходит. Ну, подумаешь, не хочется на улицу, что здесь такого. Завтра все может измениться, а то, что нужно хорошо учиться в школе, становилось все более ясно, как Божий день. Такие мысли нагоняли на меня грусть. Неужели все мои доводы ошибочны? И я по-прежнему ребенок.

  Когда подобные размышления начинали одолевать окончательно, я понимал, что  необходимо что-то было делать. Немного подумав, я решил. Раз меня не особо тянет на прогулки со сверстниками, почему бы не делать это в одиночку. Эта идея мне очень сильно приглянулась. Как я уже говорил, по правую сторону от нашего дома находился пруд. Подойти к нему напрямую с участка не представлялось возможным, несмотря на отсутствие ограды. Древние, разросшиеся до небывалых размеров и давным-давно не плодоносящие кусты крыжовника и толи красной толи черной смородины, вместе с молодыми деревцами и выросшей по пояс травой, стояли непреодолимой преградой. Так что в принципе, можно было сказать, что забор все-таки существовал. Чтобы приблизиться к водоему, надо было выйти на улицу через калитку, и повернув направо миновать двух-трех метровый подъем. От сюда открывался совершенно иной вид. Пруд, как и наш участок, находился немного в низине. Практически правильная овальная форма придавала пруду некую нелепость. Но общий пейзаж, заставлял не обращать на это никакого внимания. Каемка из ярко-зеленой ряски тонким слоем лежала на мутной, но в тоже время казавшейся кристально чистой воде. Как я уже говорил, лето подходило к своему экватору. В эту пору пруд выглядел особо чарующим. Связано это было не только с тем, что по его периметру красовались те самые невысокие сосенки, ели и туи, с упругими ветками, усыпанными тысячами длинных, неприлично здорового вида иголками, но и от того, что на поверхности воды, абсолютно в хаотичном порядке, как поплавки, безмятежно расцветали кувшинки и лилии. Высокие упругие лепестки желтого цвета, а на фоне пробивающихся сквозь листву солнечных лучей, казавшиеся даже золотистыми, аккуратно обрамляли соцветия. Кувшинки были не менее очаровательны. Белые, но не белоснежные, с бледно-желтыми прожилками, чем-то напоминающие аккуратно надрезанные маленькие тыковки, при помощи неведомой силы, медленно вращающиеся вокруг своей оси, при этом, не создавая ни малейшей ряби на водяной глади.

  Стоя на небольшом пригорке, и наблюдая за всем происходящим, я чувствовал, как мысли в голове замирали. Вообще казалось, что все вокруг, пусть на миг, но останавливалось. Методом мимолетной дедукции, я понял, что этот оазис, если и предполагал, то лишь размышления строго определенного характера. И мне подумалось, что как раз те, что интересовали меня, и это было как никогда кстати. Обогнув пруд по левому берегу, можно было попасть на небольшое открытое пространство чем-то напоминающее опушку, но не совсем. С этой стороны пруд выглядел не менее очаровательным, только вот наш небольшой домик, с облупившейся краской, на заднем плане, немного портил картину. За опушкой начинался лес. Сначала немного жиденький, состоящий из полуоблезлых елей и сосен, только гораздо более высоких нежели, чем возле пруда. Но чем дальше ты заходил вглубь леса, тем плотность растущих деревьев постепенно возрастала. Время от времени под ногами попадались вросшие в землю куски арматуры, гнилые доски, прикрученные к остаткам асбестовых столбов, иногда даже обрывки колючей проволоки, лично для меня говорящие о том, что возможно когда-то здесь была жизнь. И в этом было что-то загадочное. Преодолев по постепенно сгущающемуся лесу несколько сотен метров,  ты попадал на еще одну опушку, но чуть более внушительных размеров, нежели та, что была ранее. Вокруг нее, как исполины возвышались высоченные сосны  с толстыми стволами, меж которых, словно братья меньшие, как бы извиняясь, покачивались невысокие, болезненного вида березки вперемешку с кустами орешника и карликовыми елками. Могучие кроны сосен, видимо совсем не пропускали солнечного света, тем самым не оставляя шансов остальным обитателям опушки вытянуться еще хоть немного. Власть в этом месте принадлежала только им. Пятачок был покрыт плотным слоем свежей и достаточно высокой травы, которая нигде не была примята, это говорило  о том, что здесь давненько никто не прохаживался. И это так же мне было по душе, как ни странно. Практически в самой середине опушки стоял большой пень, может быть сосновый, а может и нет. Определить было сложно, коры на пне давно не было, а иные признаки мне были незнакомы. Прогнивший у основания, влажный даже в сухую погоду и судя по всему, с годами кардинально изменивший цвет, казалось он не способен послужить даже временным пристанищем для одного–другого десятка опят. А для меня оказался, как никогда кстати.

  Каждый день, когда терраса моих соседей пустела, я отправлялся в лес, а точнее к тому самому пню. Поначалу просто так, а потом – это стало своеобразным ритуалом. Мне казалось, что высокие сосны приветствуют меня с присущей им величавостью, а небольшие березки, как детвора, начинали судорожно трястись, не скрывая своей искренней радости. Сделав несколько кругов по периметру опушки, дабы поприветствовать всех обитателей лесной коммуны, затем я усаживался на пень, предварительно подстелив что-нибудь под пятую точку. Как я уже говорил, пень постоянно оставался влажным. Возможно, и здесь вмешались сосновые шапки, мешающие солнечным лучам беспрепятственно достигать всех частей опушки, а может быть – это была его особенность. Ведь это был непростой пень, а он действительно был особенным, пусть только для меня. Если погода была солнечной, я садился лицом к солнцу. Как правило, мои визиты в лес приходились на послеобеденное время, а стало быть, солнце было уже не в зените и можно было спокойно сидеть, закрыв глаза, направив голову в направлении светила. Не подумайте, что я сидел просто так, без дела. Я думал. Иногда о чем-то отрешенном, но чаще о том, что мне предстояло в будущем. Оставался всего год до поступления. Иногда мне казалось, что это всего лишь год, а временами, что целый. Подолгу я не засиживался. Со временем, я даже научился высчитывать какое время веранда моих соседей будет пустовать. Вот в таких вот незамысловатых занятиях, кому-то может быть казавшимися бездельем, июль подошел к завершению. Дни становились заметно короче, а вечера не такими теплыми. Солнце пригревало, но палящим его было назвать все сложнее и сложнее. Наступал август, венец лета, прекрасный и печальный одновременно.

Глава 4

  В один из дней я как всегда сидел и наблюдал за своими соседями. Точнее сказать не наблюдал, наверное, это не совсем правильное слово, мне казалось я уже жил на этой веранде среди этих людей, сидел вместе с ними за столом, пил чай, иногда даже почитывал газетку, которую хозяин дома оставлял на столе, удаляясь ненадолго по своим делам. Чай был ароматный, с добавлением каких-то трав или чего-то в этом духе, я такой никогда не пробовал. Заваривался он в высоком фарфоровом чайнике с золотистыми вертикальными полосками и таким же длинным носиком. Глядя на это чудо гончарного дела, мне почему-то вспоминались кувшинки, которые я каждый день наблюдал на нашем пруду, и на моем лице появлялась легкая улыбка. Чайные чашки были выполнены в такой же интересной форме, это явно говорило о том, что вместе с чайником они являлись частью одного сервиза. Посередине стола стояла широкая пиала в форме перевернутого раскрытого зонтика, практически до краев заполненная вареньем из крыжовника. «Наверное, с ягодными кустарниками у соседей дела обстоят намного лучше, чем у нас» — подумал я, — «Иначе, откуда же могло взяться варенье?» Внешний вид был не очень привлекательным, но вкус, я думаю, должен был быть отменным. Мне так казалось. Рядом, в глубоком блюдце лежал нарезанный хлеб, а пиале поменьше, но глубже, чем предыдущая, несколько конфет, причем некоторые из них, судя по их внешнему виду, достаточно давно, а так же несколько больших вафель. Мы втроем сидим вокруг стола, чай налит. Сильный пар, изгибаясь неповторяющимися узорами, вздымается практически до самого потолка.

Глава 5

  Раскачивающийся гамак, раздражительно поскрипывал, но меня это не нервировало. Я то и дело, цепляясь ногами за землю, добавлял ему амплитуду движения, изредка переводя свой взгляд с веранды, то на небо, то куда-либо еще. Как не крути, а любое, даже самое приятное занятие, может не то чтобы утомлять, но притуплять внимание точно. Я задержал свой взгляд на толстой ветке высокого тополя, которая под силой ветра, плавно раскачивалась из стороны в сторону. Не знаю что, но что-то в этом было. Может быть, меня заинтересовал то факт, как ветка плавно преодолевала расстояние сначала в одну сторону, затем так же плавно останавливалась, чтобы начать ровным счетом такое же размеренное движение в обратную, а может и то, что несмотря на изменение ветра, каждый раз ветка не меняла расстояние от начала движения, до его завершения, а может мне изменял мой глазомер. Одним словом, казалось бы ничего интересного, но меня это откровенно увлекало.

  Когда я снова вернулся к террасе, я растерялся, потому как впервые за все это время, поймал на себе взгляд хозяина дома. На его лице была легкая улыбка, такой знаете – ротовой прищур, если можно так сказать, но вполне дружелюбный. Я ответил тем же. Сначала я не мог понять, чем вызвана улыбка на лице моего соседа. Возможно, причиной было варенье из крыжовника, почему бы и нет, а возможно он действительно был рад тому факту, что наконец обратил свой взор на меня. После нескольких секунд созерцания друг друга, он жестом показал, чтобы я поднимался на террасу. Я, как принято в таком случае, показал указательным пальцем на себя, как бы переспрашивая, действительно ли меня приглашают, и получив подтверждение, встал с гамака и пошел в сторону калитки. Оказавшись у ступенек террасы, я остановился, ожидая приглашения подняться, мне показалось, что так будет правильно. Самого хозяина я не видел, видимо из-за того что стол все-таки находился далековато от входа. Через мгновение раздался голос:

— Что вы стушевались, молодой человек? Проходите, не стесняйтесь.

  Не знаю, с чего вдруг сосед взял, что я стеснялся, наверное, так тоже было принято. Я поднялся по лестнице и подошел к столу, за которым и сидел хозяин дома. На столе было все почти так, как я себе представлял, ну почти. Чашки было две, причем та, которая стояла перед соседом была полная, но явно остывшая, а та что находилась ближе ко мне пуста. Скорее всего, пока я обходил через калитку, ее принесли для меня, либо она просто уже стояла.

— Ну, добрый вечер. — С этими словами, мужчина через стол протянул мне руку.

— Здравствуйте. — Отозвался я, естественно отвечая на рукопожатие.

— Изволите чаю? — С легкой улыбкой спросил он.

Стараясь придерживаться стилистики общения хозяина дома, что вероятно у меня достаточно плохо получалось, я решил не отказываться.

— Пожалуй. Если можно.

  Мне была диковинна манера общения соседа. Какие-то витиеватые словечки, загадочная улыбка. Создавалось впечатление, что он не воспринимает меня в серьез и позвал только с одной целью, развеять свою скуку и посмеяться надо мной.

  На столе стоял дюралевый чайник, с подгоревшим дном, на металлической подставке, которую можно было встретить в каждом доме нашего садового товарищества. Мужчина взял чайник и налил в кружку, оставив немного места, видимо для заварки, которая стояла здесь же. Конечно не  в таком чайнике, который я рисовал в своем воображении, но вполне в сносном.

— Сударь, что же вы стоите? Присаживайтесь, пожалуйста. — Хозяин показал жестом на стул, который стоял рядом со мной. Обычный деревянный стул, сидение и спинка которого, были обиты незамысловатой материей, практически выцветшего зеленого цвета. Хозяин подвинул ближе ко мне надутую сахарницу, с отколотой крышкой и небольшую фарфоровую вазочку набитую очень даже аппетитным печеньем, — Настоятельно рекомендую, — продолжал он, — Моя супруга сама печет, по своему рецепту, я думаю вам понравиться.

  Я уселся на стул и подвинул к себе кружку. Положив в нее пару ложек сахара, я взял в руку одно печенье и посмотрел на своего собеседника. Сосед откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди, при этом достаточно пристально смотрел на меня поверх очков, сидевших практически на кончике носа.  Я решил прибегнуть к совету хозяина не тушеваться, и надкусил печенье. Хочу вам сказать, что он оказался прав. Оно было бесподобно. Явно приготовленное только сегодня, в меру сладкое, рассыпчатое, с добавлением каких-то пряностей.

— Ну что любезнейший, я был прав? Вам понравилось? — все с той же улыбкой продолжал сосед.

  Прожевав печенье, я ответил:

— Вы оказались правы. Оно действительно очень вкусное, очень. Спасибо.

— Тогда берите еще. Берите, берите. Не стесняйтесь.

Я решил не сопротивляться. Тем более мне и самому хотелось проглотить еще пару штук.

— Давайте знакомиться, — не дождавшись окончания моей трапезы, предложил хозяин, — меня зовут С.У., а вас милейший?

  Все эти непривычные для меня словечки, безумно резали слух. Общаться в такой манере, для меня было в первые, а не поддержать стиль разговора, мне казалось непозволительным. Поэтому доев второе печенье и собравшись с мыслями, я продолжил:

— Безумно приятно, — не знаю, почему я применил именно это словосочетание, но мне оно показалось наиболее подходящим, — а меня М.

— Что ж, мне тоже приятно, молодой человек. Вы ешьте, ешьте. — настаивал С.У.

  Я взял третье печенье и принялся его жевать, запивая полу остывшим чаем. Сосед продолжал пристально смотреть на меня.

— Вот ведь, как бывает М., вроде и соседи, а цельное лето словом не перемолвились. Нелепица какая-то, не находите?

  К этому времени я уже доел и печенье и мог беспрепятственно вести диалог.

— Да. Признаться, это немного странно. — после этих слов, сосед негромко рассмеялся.

  Я не совсем понял, что именно вызвало его смех. Может быть и обсуждаемый факт, так как мы не общались не только этим летом, но и в принципе, может что-то еще, но скорее всего, его позабавила моя неуклюжая попытка поддержать разговор, в предложенном им ключе. Вряд ли С.У. подобным образом общается в повседневной жизни, хотя случаи бывают разными. Скорее всего, это было сделано намеренно, в связи с моим приходом. Своего рода забава, ну или что-то в этом роде. Признаться, смех С.У. немного меня смутил. Я и без того не чувствовал себя раскованным, а теперь и вовсе не понимал, что говорить.

— Я так понимаю у вас каникулы? – продолжал сосед.

— Вы понимаете абсолютно верно, — я не ожидал от себя такого ответа, — каникулы.

— Тогда позвольте поинтересоваться, вы школьник или может быть уже студент?          Подобный вопрос мне задавали так же впервые. Обычно ни у кого не возникало вопросов, школьник я или нет. Неужели за эти короткие полтора-два месяца я стал выглядеть как-то иначе? Неужели, я все-таки повзрослел и не заметил этого, а поэтому определение моего возраста стало не таким простым. Или это все-таки снова некая игра моего соседа, дабы подзадорить меня? Все было непонятно. Что делать? Посмотреться в зеркало? Я думаю, это не поможет. Как говориться, чтобы почувствовать разницу надо не видеть человека хотя бы несколько лет, а в случае с самим собой, это проблематично. Нет, я конечно не был человеком, который смотрится в зеркало по несколько раз в день, но периодически это делал, пусть даже не по собственной воле.

— Увы, я школьник, — после небольшой паузы, связанной с моими раздумьями вымолвил я.

— Почему же, увы? Обычно дети негодуют, расставаясь с детством, а стало быть и со школой. У вас я погляжу, все обстоит иначе?

  После этих слов я принялся рассказывать С.У. некоторые из своих размышлений. И по поводу того, что мне остался всего год на принятие решения касаемо поступления, и про отсутствие каких-либо идей по поводу этого. Так же рассказал про бабушкин вариант, который искренне рассмешил С.У.. Он спрашивал про мои успехи в школе, чем я вообще интересуюсь и крайне недоумевал, что я до сих пор хоть примерно не могу нарисовать свое ближайшее будущее. Я слегка краснел от этого, признавая нелепость ситуации, но ничего более дельного ответить не мог. Так как про мою скромную персону особо обсуждать было нечего, я стал задавать вопросы хозяину дома. Они не отличались особой оригинальностью. Из короткого рассказа С.У. я узнал, что он вместе со своей супругой уже несколько лет на заслуженной пенсии. Вся сознательная жизнь, которая поместилась в десяти, может быть пятнадцати минут рассказа, была достаточно интересна и разнообразна. Он никогда не засиживался на одном месте, чем это было вызвано, он не пояснял. Кто он был по образованию, признаться, я так и не понял, потому как он работал и главным технологом на атомных крейсерах, бороздивших северные моря и научным сотрудником в неких лабораториях, которые занимались непонятными для меня вещами. Более всего меня поразило то, что несколько лет он проработал в Олимпийской сборной по лыжам. Как такое получилось, я так же не понял. Он лишь обмолвился, что разрабатывали какую-то новую смазку для лыж, которая в итоге дала очень хороший результат. Между рассказами, он делал небольшие паузы, чтобы сделать глоток другой чая, и при этом, уже привычно посмеивался. Хоть я были ребенок, что тут скрывать, смех моего собеседника казался мне немного странным. Вроде человек искренне улыбался, а в глазах читалась неподдельная  грусть. Как будто наш разговор, заставлял вспомнить о чем-то таком, что тяжело  монтировалось с беззаботной улыбкой.

  Через некоторое время мы попрощались и я пошел домой. Это знакомство произвело на меня очень большое впечатление. Причины я не понимал. В принципе, ничего такого не произошло. Практически обычный человек, обычное знакомство, самый, что не на есть обычный разговор. Но что-то тем не менее не давало мне покоя. В этом человеке, С.У., была какая-то загадка. Это странное поведение, манера разговаривать. Почему круг его занятий был столь обширен в свое время? Наверное, это все неспроста. Эти мысли будоражили мне голову. Неужели в жизни стали происходить какие-то вещи, отличные от обыденных и порядком надоевших. Я снова вернулся к вопросу соседа по поводу того кто я, школьник или студент. Значит, я все-таки взрослею! От этого мне становилось еще более радостно на душе, но и тревожно одновременно. Радость была очевидна, а тревогу я списывал на слишком большое количество впечатлений. Странных впечатлений.

  На следующий день с утра, отойдя от сложившихся традиций, я пошел в лес к своему пню. Погода выдалась пасмурной. Всю ночь шел дождь, так что под утро все вокруг было сырое, а прогулка по лесу являлась вообще особым аттракционом. Пробираясь среди деревьев, приходилось следить за малейшим дуновением ветра, так как стоило ему подуть, как с деревьев, плотной стеной, начинали падать капли, на время задержавшиеся на листьях и ветках, после ночного дождя. И это хоть и неприятно, но бодрило. Сидя на пне, спиной к пытающемуся пробиться сквозь облачную пелену и сосновые кроны солнцу, я еще раз переживал вчерашний день. Понимая умом, что опять же ничего особенного не произошло, через мгновение я сам же убеждал себя в обратном. Кто он такой этот С.У., помимо того, что я уже о нем знал. Это предстояло выяснить. Меня просто распирало от любопытства. «Интересно, пригласит ли меня сегодня С.У. к себе на террасу?» — думал я, — «Или это был единичный случай». И сам же себе отвечал: «Да нет, непременно пригласит, иначе и быть не может». Время текло мучительно медленно. Было необходимо дождаться обеда, потому как именно после него С.У. с супругой начинали свое чаепитие.

  Солнцу так и не удалось пробиться своими теплыми лучами к земле. Небо окончательно заволокло туманной пеленой из плотных облаков, и снова пошел дождь. Сначала не большой, но постепенно усиливающийся. Поняв, что погода на сегодня не сулит для меня ничего радужного, я отправился в сторону дома. Спустя какое-то время, дождь из сильного превратился в ливень и судя по всему в затяжной, а это никак не входило в мои планы. В такую погоду сидеть в гамаке я никак не мог, а с нашей террасы, открывался не совсем хороший вид на веранду соседей. Нет, конечно, было видно кто находился на ней, пусть и не очень хорошо, но проблема была не с этом. Было необходимо, чтобы в первую очередь, я находился в зоне видимости, а при такой погоде это было, как минимум сложно. Я наскоро пообедал, уселся у закрытого окна и стал пристально следить за тем, что происходило у соседей. Часы на нашем серванте уже пробили три часа дня, но на террасе у С.У., так никто и не появился. Окно, из которого я так часто слышал звуки музыки, было плотно закрыто и наглухо зашторено. Время шло, дождь не успокаивался. Спустя еще минут тридцать, когда сидеть на одном месте было совсем не выносимо, я принял решения все-таки выйти на улицу. Не спеша, одев резиновые сапоги, я поймал себя на мысли: «А с чего я вдруг вообще решил, что смогу, как вчера снова пойти к соседу на чай, меня же не приглашали?» И сразу же сам себе отвечал: «Не знаю, откуда взялся этот вопрос. Естественно меня никто не приглашал. Просто надеюсь, что сегодня произойдет так же как вчера. Чистая случайность, а этот проклятый дождь все портит». Я нацепил плащ и снова подошел к окну. На соседской веранде я заметил супругу С.У. Конечно не совсем то, что я ожидал, но уже что-то. Быстро накинув капюшон, я выбежал за дверь. Да, на улице творился сущий потоп. Вокруг дома зияли большие лужи и надо признаться достаточно глубокие. Давно следовало выложить дорожку от дома к калитке какой-нибудь плиткой или камнями, на худой конец просто засыпать песком. Гамак, на котором я просиживал все предыдущие дни, хоть и был наспех прикрыт пленкой, скорее всего это сделала бабушка, очевидно, вымок насквозь.

  На соседской террасе уже никого не было. Необходимо было что-то предпринимать, не стоять же, как истукан на улице под дождем, в ожидании «чуда». Я не придумал ничего более оригинального, чтобы быть замеченным, как взять еще небольшой кусок пленки и демонстративно пытаться накрыть гамак получше, как будто в этом был какой-то смысл. Делать я это старался, как можно медленнее, параллельно искоса поглядывая на соседскую веранду. По прошествии нескольких минут «мартышкиного труда», эффект был нулевой и я принял решение пойти домой, но как только я подошел к крыльцу, у соседей послышался шум. Повернувшись, на веранде я увидел С.У. В знакомых очках и с газетой в руках, хозяин вышел на террасу. Оглянувшись вокруг, видимо оценивая масштаб стихии, царившей вокруг, он сел в свое кресло. На сердце у меня посветлело. Возможно, сегодняшний день прожит не зря, но для того, чтобы это понять, осталось быть как минимум замеченным. И я снова взялся за свое нелепое дело. Утопая в лужах, подошел к гамаку и стал делать вид будто спасаю что-то от чего-то, при этом чувствуя себя крайне нелепо. По-прежнему меня никто не звал. «Возможно, я не слышу С.У. из-за слишком громкого дождя, капли которого монотонной барабанной дробью отстукивают свой ритм по железным крышам домов. Я снова слегка развернулся, чтобы краем глаза увидеть, что происходит на террасе. Сосед уютно восседал в своем кресле, почитывая газету. Что-то мне подсказывало, что меня о не видел или не хотел видеть, что по сути, для меня в этот момент было абсолютно равнозначным. В итоге, накрыв любимое место своего пристанища, я вошел в свой дом, громко хлопнув дверью. Весь оставшийся вечер я больше не подходил к окну, выходящему к террасе соседей, до позднего вечера пролежав на диване перед телевизором. Ближе к полуночи, дождь стал потихоньку затихать. Закончился ли он в итоге, я не знаю, потому что сон сразил меня гораздо раньше.

  Несмотря на крепкий сон, мне снились сны. Многие так и остались где–то глубоко в моем подсознании, так и не мелькнув, хотя бы на мгновение в моей памяти, но некоторые все-таки ненадолго задержались.

Глава 6

  Мне снились северные моря и океан. Окованные в многолетние и нескончаемые льды просторы края земли, уходили за горизонт. Даже несмотря на вечную мерзлоту, и полное безмолвие, все вокруг не казалось мертвым. Наоборот, казалось, что все дышит. Дышит свежестью беспредельно морозного воздуха, россыпями нескончаемого, напоминающего огромную пуховую перину, количества снега. Снежные валуны и перекаты, равнины и впадины. Все это завораживало, даже во сне. Границы между водой и землей была размыты, их не существовало. Только в некоторых местах, где по каким-то неведомым причинам, можно было разглядеть почерневшую от холода воду, покрытую рябью, словно дрожью. Во сне я имел возможность наблюдать все это великолепие с высоты птичьего полета. Причем, то ускоряя скорость полета, то замедляясь. При желании можно было спуститься чуть пониже, либо подняться в самую высь, что не под силу даже самым могучим и выносливым птицам. Да это и объяснимо — это же был мой сон, а я и все вокруг лишь его часть.

  Вдруг я услышал непонятный шум, чем-то напоминающий рокот. Он шел откуда-то издалека, по нарастающей, возникая почти из неоткуда. Имея возможность беспрепятственно передвигаться в небесных сводах, я стал оглядывать все, что происходило вокруг, пытаясь понять, откуда исходит шум. Где-то вдали ближе к горизонту, освещенному яркими лучами солнца, я увидел темную точку. Где именно она находилась, я знать не мог, потому что не знал, что там вода или все-таки суша. Но если брать во внимание, что это был сон, я знал, что смогу оказаться в том месте достаточно скоро. По мере приближения к источнику шума, я начал понимать, что это такое. Все более и более четко вырисовывались очертания огромного ледокола. Размерами с высокий многоподъездный дом, он двигался на очень большой скорости, уверенно разламывая огромные глыбы льда своим форштевнем. На палубах никого не было. Поначалу мне показалось, что это немного странно, но вспомнив, что это сон, я успокоился. Я завис над ледоколом, чтобы лучше разглядеть все его башни, шлюпки, палубы и прочие элементы, присущие судну. А махина продолжала двигаться по своему курсу. Никаких огромных труб, из которых, как мне казалось, должен валить густой дым, на нем не было, что дало мне понять – этот ледокол явно атомный. В памяти стали мелькать мысли, что буквально совсем недавно я разговаривал про подобные суда или просто что-то слышал, но никак не мог припомнить где и при каких обстоятельствах. Преодолев некоторое расстояние вместе с ледоколом, я увидел кое-что еще. По левому борту от судна, так же из неоткуда, к ледоколу стала приближаться достаточно внушительная группа лыжников. В разноцветной форме, коньковым ходом и ничуть не уступая ледоколу в скорости. Зрелище было конечно потрясающее. Я принял решение немного снизиться, чтобы точнее разглядеть участников. Все оказались молодыми, спортивного телосложения, с покрасневшими щеками мужчины и девушки. Впереди, как предводитель, ехал лыжник в форме, немного отличавшейся от остальных, в большей степени цветом. Куртка была клетчатая, что не совсем характерно для спортивной амуниции, а брюки, ботинки и лыжи черными. Предводитель поднял на меня голову и я его узнал – это был С.У. Он улыбался и приглашающим жестом звал меня стать одним из них. В свою очередь, я руками показал, что у меня нет лыж, да и вообще здесь мне гораздо комфортнее. Тогда С.У. резко изменился в лице, может быть оно стало даже немного зловещим, махнул безразлично в мою сторону и показал всей группе, что необходимо брать левее, дабы удалиться от курса ледокола, что и было сделано. Я хотел устремиться за ними, но что-то мне мешало. Какая-то невидимая стена не давала мне полететь вслед за лыжниками. А тем временем, и ледокол и «спортивный косяк» постепенно удалялись от меня, зависшего в воздухе и неспособного пошевелиться. Все дальше и дальше, пока совсем не исчезли за линией мнимого горизонта.

  Через мгновение, я открыл глаза. Я лежал в потели у себя в комнате. За окном было еще темно. По металлической крыше, отрывисто постукивали немногочисленные капли дождя. Я не мог понять, толи дождь так и не переставал, либо это была уже вторая волна. В любом случае, это меня не радовало. Я посмотрел на часы, которые стояли на тумбочке рядом с кроватью, они показывали без четверти четыре. «В июне в это время уже светает» — подумал я, — «А сейчас уже и июль подходит к концу, да и заволокло все». Полежав так какое-то время, я развернулся к стене, и долго еще не мог уснуть. Дождь продолжал отстукивать свои незамысловатые ритмы, к моему разочарованию, все-таки постепенно усиливаясь. Не знаю, сколько прошло еще времени, но в итоге я снова уснул.

  Второе пробуждение пришлось на десять часов. Приоткрыв один глаз, я увидел, что в комнате светло, но солнечного света по-прежнему не было. Я начал прислушиваться идет ли дождь. Четко слышался стук капель, но мне показалось это не дождь, а стекающие струйки воды разбивались о металлические карнизы окон. Признаться, это придало мне сил и настроения. Нацепив штаны, я быстро выскочил на веранду. Мои предположения были верны. Дождь закончился, оставив после себя достаточно ощутимые последствия для нашего участка.

  Я позавтракал на скорую руку, к чему бабушка уже привыкла и нацепив резиновые сапоги, двинулся по привычному маршруту. Несмотря на столь продолжительный дождь, почва в лесу особо не размокла. Видимо густая листва достойно справилась с одной из своих задач. Так что до своего пня, я добрался максимально оперативно. Сидеть на нем оказалось, к сожалению, невозможно, он был не просто мокрым, а выглядел, как постаревшая губка и, судя по всему, не только выглядел, но и являлся таковым.

  Я прислонился спиной к пню и закрыл глаза. Воздух был выразительно свежим. Дышалось настолько легко, что для этого не требовалось никаких усилий. Мое дыхание было спокойным, бесшумным и размеренным. Причем бесшумным настолько, что я отчетливо слышал все происходящие вокруг. Падающие капли с ветвей деревьев, журчащие ручейки, стремящиеся куда-то вглубь леса, ленивые покачивания стволов деревьев. Мне казалось, я различал каждый шаг муравья — трудяги, так же как и я, утомившегося от затянувшегося дождя и терпеливо несущего на своей спине небольшую соломинку. Бабочки и мотыльки, с слегка затекшими от отсутствия движения крыльями, неназойливо выписывали круги замысловатой формы. Где-то в глуби леса раздавался ритмичный стук. Видимо дятел, уставший о бездействия, с прежней прытью взялся за дело. Одним словом, лес оживал, и я оживал вместе с ним. Темнота в глазах постепенно стала рассеиваться и перед глазами у меня снова появились очертания ледокола. Стремительная махина неслась навстречу горизонту. Лед, покрывающий водную бездну, казался нерушимым, но мощные скулы огромной машины уверенно рассекали толстые замерзшие плиты, не испытывая при этом особых проблем. Где-то за краем земли, куда стремился мой ледокол, чуть касаясь края горизонта, висел большой ярко-огненный диск, величественно распустивший в разные стороны свои длинные горящие щупальцы. От него исходило тепло. Другое тепло. Оно ощущалось где-то внутри, к нему хотелось прикоснуться.

  Спину стало немного пригревать. Я открыл глаза. Опушка леса была залита теплым солнечным светом. Мокрая листва, переливаясь яркими искрами, словно драгоценными камнями, сделала лес по-настоящему сказочным. Облака и тучи расступились, уступив небосвод пылающим лучам утреннего солнца, постепенно приближающегося к зениту. Настроение резко менялось, и менялось в лучшую сторону. Я отошел от своего пня и развернулся лицом к солнцу. «Нет, хоть уже и конец июля, но все-таки еще лето» — подумал я. Несмотря на царившую вокруг влажность, солнце грело, как в теплый погожий день. Становилось даже жарко. Я снял плащ, положил его на пень и снова встал лицом к солнцу с закрытыми глазами, так думалось легче. Окружающая красота не отвлекала от кишащих в моей голове мыслей. У меня из головы не выходил сегодняшний сон. Что бы это могло значить. Бабушка говорила, что любой сон обязательно должен что-то значить, а мой так наверняка. Интересно, почему мне приснился именно С.У.? Стоя лицом к постепенно восходящему солнцу, я стал выстраивать в голове цепочку из того, что видел этой ночью. С.У., ледокол, лыжники. При нашей первой и пока, подчеркиваю единственной встрече, мой сосед упоминал те места, в которых волею судеб, ему приходилось работать. После того, как эта мысль появилась у меня в голове, я все понял. Мой сон был вещим, ну или каким-то информационным. Он непременно что-то мне говорил. Только вот что? Сразу я понять не мог.

  Вскоре солнце оказалось в зените. Приоткрыв глаза, я увидел, что от былой водяной стихии потихоньку не остается и следа. Многие листья на деревьях стали сухими и весело подрагивали на легком ветру, таким образом, проявляя свою нескрываемую радость и ликование  завершившейся стихии. Я взял в руки плащ и побрел в сторону дома, совершенно в другом настроении, а так же в надежде, что С.У., вдохновленный погодными переменами, уже давно восседает на своей веранде и наша встреча все-таки состоится.

Глава 7

  За прошедшие день и ночь гамак изрядно вымок. К моему приходу бабушка уже его распотрошила и развесила все подушки на нашем хлипком заборе, ровно друг за другом. Подойдя к гамаку, я бросил свой плащ на металлический каркас и уселся сверху. На соседской веранде по-прежнему никого не было. Я принялся по привычке раскачиваться на гамаке, поглядывая из стороны в сторону. Вокруг все дышало. Деревья, трава, крыши домов. Даже гамак, мне показалось, стал каким-то другим. «Нет, все-таки дождь имеет право быть» — подумал я, «Иначе, откуда взяться такой красоте?» Из дома вышла бабушка. В руках она держала толстое ватное одеяло.

— Ты где опять бегал, ошалелый? — прямо с крыльцо сказала бабушка.

— Да я собственно не бегал, так ходил. — с наигранным спокойствием ответил я.

  Сейчас бабушка могла поручить мне какое-нибудь дело, а это как никогда ни кстати, ведь в любой момент мог появиться С.У.

— Помоги ка мне одеяло повесить на забор, а то отсырело совсем.

  Я быстро встал с гамака, чтобы помочь ей. Задание, которое требовало выполнения на территории нашего участка, меня напрягало не так сильно. Взяв одеяло с двух сторон, мы принялись вешать его на забор. Сырое ватное и достаточно тяжелое одеяло, поддалось ни с первого раза. При этом я долго не мог взять в голову, зачем оно нужно, это старое сырое одеяло. Но сейчас было не время ворчать и высказывать бабушке свое недовольство по этому поводу, да и на солнечном свету, оно выглядело вроде, как и ничего. Я снова вернулся на свое место. Дом соседа не подавал признаков жизни. Входная дверь закрыта, собственно, как и окна. Промаявшись таким образом до самого обеда и ничего не дождавшись, я принял решение, которое честно говоря было совсем не свойственно для меня. Я переодел резиновые сапоги и выйдя через калитку оказался у веранды соседа. Простояв несколько минут в ожидании неизвестно чего, я постучал по деревянным перилам лестницы. «Наверное, нужно чуть громче» — промелькнуло у меня в голове.  Слегка замявшись, я снова несколько раз постучал по деревянным перилам косточками пальцев. Через мгновение, дверь, которая находилась в конце веранды и вела в дом, распахнулась, и на порог вышла женщина, судя по всему супруга С.У. Признаться, я растерялся.

— Здравствуйте молодой человек, — спокойным до неприличия тоном вымолвила она.

— Здравствуйте.

— Вы, должно быть к С.У.? — немного приблизившись ко мне, спросила женщина.

  По какой-то причине, я начинал чувствовать себя все более и более неловко. Как будто я в чем-то виноват или что-то натворил.

— Да, я к нему. — Ярко выраженным неуверенным голом произнес я.

— К моему, а возможно и вашему сожалению, С.У. немного приболел. Посему, он вряд ли сможет составить вам компанию, во всяком случае, сегодня.

  Что в этой манере разговора мне показалось до боли знакомым. Женщина держалась очень грациозно. Ровесница мужу, среднего роста, с густыми темными волосами, заколотыми назад в аккуратную прическу. Лицо выражало крайне неопределенные эмоции, ненапыщенная доброта, сопряженная с серьезностью. Из-за приоткрытой двери послышался голос С.У.

— М., кто там пожаловал?

— С., здесь молодой человек, наш сосед, — в приоткрытую дверь произнесла женщина.

— Ну так что же ты держишь гостя на пороге, приглашай его в гостиную. — хоть дверь была не так сильно открыта, голос хозяина дома слышался достаточно отчетливо и не казался больным.

  Женщина отошла немного в сторону, приглашая меня войти. За дверью располагалась небольшая прихожая. Настолько небольшая, насколько позволяли общие размеры сооружения. Представляла она собой маленький узкий коридорчик, из которого выходило три двери. Ближняя, с правой стороны, в небольшую кухонку, чуть дальше слева дверь вела в небольшое помещение, в котором располагалась лестница на второй этаж. Здесь же стоял маленький комод, а на стене висели небольшие, но очень симпатичные бра, выполненные в виде кленовых листьев. Прямо по курсу дверь выходила в большую комнату, в которую мне собственно и предложили войти. Нет, все-таки эта комната была небольшая, но достаточно вместительная. Вдоль левой стены располагался аккуратный трехстворчетый шкаф из темно–коричневого дерева, отделанный миниатюрными узорными уголками. Вдоль противоположной от двери стены, стояли два кожаных кресла, а между ними стеклянный журнальный столик, на котором в аккуратную стопку были сложены газеты и журналы. Рядом с окном, тем самым окном, из которого я так часто слышал звуки музыки, стоял большой диван с высокой спинкой и широкими дутыми подлокотниками. Пол был услан темно-серым ковролином.

  С.У. лежал на диване, головой к окну. Вид у него был скорее усталый, чем болезненный. К дивану был придвинут стул. На нем стоял стакан с водой и какие-то таблетки.

— Ну, здравствуйте, мой юный друг, — голос С.У. тоже казался усталым, — Это моя супруга М.Э. — и он взглядом показал на входную дверь, рядом с которой стояла та самая женщина. Я кивнул головой и еле слышным голосом произнес.

— Очень приятно, М.

— Мне тоже очень приятно, — голос М.Э. был уверенным, но в тоже время мягким и спокойным, — Я думаю М., вы не откажитесь от кружки свежего горячего чая?

  Даже если в этот момент мне очень сильно не хотелось чая, я бы не смог отказаться. Голос М.Э. был настолько обволакивающим и решительным, что мой ответ был очевиден. Но ответить я не успел, меня опередил С.У.

— Конечно же не откажется, — сосед перевел вопросительный взгляд на меня, — неправда ли?

  Я посмотрел сначала на С.У., затем на М.Э. и ответил.

— Нет. Я не откажусь.

  М.Э. удалилась на кухню.

— Ну что же вы стоите, — продолжал сосед, — присаживайтесь, в ногах правды нет. К тому же в моем положении я чувствую себя не совсем комфортно.

  Я присел на кресло. Отсюда комнату можно было рассмотреть чуть лучше. Напротив меня висела большая картина в тяжелой золоченой раме, на которой была изображена разбитая от дождей дорога, уходящая в бескрайнее поле. Стены покрывали матовые обои темно-коричневого цвета. На потолке висела достаточно большая люстра, как мне показалось, не совсем вписывающаяся в общий интерьер. С одной стороны все окружающее навевало мне неведомую до сели грусть, а с другой, рождало новое осознание жизни, взрослой жизни и почву для размышлений.

— М.Э. сказала, что вы приболели. — выдавил из себя я.

— М.Э. немного преувеличивает, — с уже знакомой мне улыбкой сказал С.У. — Я бы это назвал вынужденным привалом.

  Я не совсем понял, что С.У, имел в виду, но вида не показал. Затем мы стали обсуждать все, что происходило за вчерашний день, то есть дождь. С.У. сказал, что за это лето он не припомнит такой непогоды, я естественно согласился. Не потому что знал это, а потому что просто не помнил. Через некоторое время в комнату вошла М.Э. с небольшим подносом, на котором стояли две чашки, аккуратный заварной чайник с высоким носиком и вертикальными золотыми полосками. Поднос М.Э. держала в одной руке, а в другой была маленькая пиала в форме перевернутого зонтика. Все это хозяйство супруга С.У. ловко водрузила на журнальный столик.

— Вы М. сидите за столиком, а тебе дорогой лучше не вставать, если конечно не хочешь повторения вчерашней истории. — С этими словами М.Э. налила чай в чашки и одну поставила на стул рядом с С.У. — Приятного чаепития, — сказала М.Э. и вернулась на кухню.

  Что вы думаете оказалось в пиале? Все верно, варенье из крыжовника. Такого приятного болотного цвета, с большими черными косточками. «Где-то я все это уже видел» — промелькнуло у меня в голове.

  Мне начинало казаться, что мое молчание и короткие ответы, связанные явно не с застенчивостью, ибо я никогда не считал себя таковым, рано или поздно могли произвести не совсем правильное впечатление на хозяев дома. В конце концов, я собрался вступать во взрослую жизнь и уже сделал первый шаг. Так что я решил перейти в наступление.

— С.У., позвольте поинтересоваться, а что за история произошла вчера? – только после того, как я задал этот вопрос, я подумал, что лучше бы этого не делал, потому, как С.У. мог расценить его как чрезмерное любопытство.

  Но мне повезло, все с той же улыбкой он ответил.

— Моя жена преувеличивает. Собственно никаких историй не было. Просто, как я уже сказал, вынужденный привал. Да и вообще, зачем эти скучные разговоры? Расскажите лучше, не посетили ли вас какие-либо новые идеи по поводу вашего ближайшего будущего?

  Я не знал, как расценивать вопрос С.У. Его действительно интересовал это или таким образом он перевел разговор на другую тему, а может быть, он просто не знал о чем еще спросить? Глупо конечно. Зачем взрослому, умудренному опытом человеку, в разговоре со мной от чего-то увиливать и переводить тему. Скорее всего, ему действительно это было интересно. Я в двух словах рассказал, что никаких идей за это время меня не посетило. Конечно, я не стал говорить, что произошло это во многом из-за того, что я просто об этом не думал. И то, что прошедший день у меня прошел в поисках возможности оказаться там, где я сейчас находился.

— Что ж сударь, время у вас еще есть, но поверье мне, что такие дела лучше не откладывать в долгий ящик. Если позволите, — выдержав небольшую паузу, продолжал С.У., — я могу вам немного посодействовать в этом вопросе?

  В очередной раз я не понял, что С.У. имел в виду.

— Посодействовать? – наверное, я специально переспросил, чтобы было немного времени все-таки сообразить, о чем идет речь.

— Если вам не нравиться это слово, можем его заменить. Допустим на, поучаствовать?

  Полученного времени естественно мне не хватило для вразумительного ответа, поэтому я просто согласился. С.У. присел на диване. У меня создалось впечатление, что он и на самом деле чувствует себя неважно. Признаться, меня это встревожило.

— С.У., может быть, мы перенесем разговор о моем будущем на другой раз? Вам по-моему, и правда не здоровиться. — Промолвил я.

— Не переживай. Любой привал должен во время заканчиваться. Иначе, можно расслабиться окончательно. — С присущей ему иронией сказал сосед.

  В этот момент в комнату вошла М.Э.

— Ты что это надумал С.? — она не назвала мужа по отчеству, и признаться это резало слух.

— Ничего дорогая, — С.У. стал успокаивать супругу, — Мы только поднимемся на второй этаж. Ненадолго.

  Через мгновение он уже стоял на ногах. М.Э. не стала особо возражать, видимо это было бесполезно. Через маленький коридор мы попали в помещение, в котором находилась лестница на второй этаж. С.У. пропустил меня вперед и велел подниматься, а сам не спеша стал преодолевать ступеньку за ступенькой.

— Выключатель перед дверью, с правой стороны. — Вслед мне проговорил С.У.

  Лестница была винтовая и достаточно узкая. Поднявшись на самый верх, я решил не проявлять инициативу и дождаться хозяина дома. Ждать пришлось недолго.

— Ну что же вы снова растерялись? – с небольшой отдышкой произнес он.

— Да я собственно не растерялся, просто решил дождаться вас.

  Выключатель действительно находился с правой стороны от самой, что не на есть обычной деревянной двери с черной металлической ручкой. Я пропустил С.У, вперед. Тот ловким движением нажал на выключатель и дернув за ручку, открыл дверь. Я переступил порог большой комнаты, занимавшей весь второй этаж. На потолке висело две люстры, абсолютно непохожие друг на друга. Одна ближе к двери, а вторая в конце комнаты у окна. Меня удивило, что окно было вполне заурядным. Точно такое же, что и в комнате на первом этаже. Мне всегда казалось, что окна на вторых этажах, должны иметь какую-то особую форму, например круга или в виде ромба, а может и что-то более оригинальное. Во многих домах нашего садового товарищества было именно так, и наш дом не являлся исключением. Но это было не самое главное. Вдоль стен, от пола до потолка стояли стеллажи, под завязку заполненные книгами. В силу особенности крыши, стена ближе к потолку, с обеих сторон имела скошенную форму. Так вот, на этих скосах так же были полки, только подвешенные к потолку и немного заслонявшие стеллажи, находившиеся позади.

  С.У. вышел в центр комнаты.

— Ну вот, чем не содействие? – слегка разведя руки в стороны, сказал он.

  Такого сюрприза я не ожидал. Если бы в этой комнате, куда меня привел С.У., допустим, сидела приемная комиссия, которая принимала меня в любой институт, какой я захочу, да еще и без экзаменов, я бы удивился намного меньше. Я никогда не отличался любовью к чтению. Да что там, я в принципе не читал, даже то, что мы проходили по школьной программе. Нет, конечно, несколько книг в своей жизни я брал в руки, меня даже хватало на несколько глав, но в итоге все этим и заканчивалось. Поэтому, когда С.У. называл все происходящее «содействием», я немного напрягся. Не говоря ни слова, я подошел к стеллажу, располагавшемуся вдоль противоположной стены от двери. Самые обычные книжные полки были установлены друг на друга и наверное прибиты к стене. Каждая из них была закрыта достаточно толстым стеклом, способным передвигаться либо в одну, либо в другую сторону. Возле окна стоял письменный стол с настольной лампой и стул. Все полки действительно были заставлены книгами под завязку, а в некоторых книги стояли не только вертикально, но и лежали в горизонтальном положении поверх остальных. С.У. наблюдал, как я прохожу вдоль полок с выражением неподдельного изумления и страха. Безусловно, его это по-доброму забавляло.

  Среди названий книг и их авторов, которые я успевал прочитать, я не встречал ни одного знакомого. Здесь были Скотт и Уайльд, Байрон и Пикок. На полках чуть выше я успел заметить несколько русских фамилий: Грибоедов, Гоголь, Тургенев и другие. На следующей полке в ряд стояли несколько книг в одинаковых переплетах, может быть восемь, может быть десять, на которых было написано  Е.А. Федоров «Каменный пояс», книги отличались только лишь нумерацией томов. Я даже не мог представить себе, о чем может быть написано в книге с таким загадочным названием. На стеллаже рядом хранились толстые, в потрепанных переплетах, с едва читаемыми надписями книги. Несмотря на то, что в воздухе витал привкус какого-то хаоса, глядя на полки я понимал, что на них все абсолютно иначе. Мне казалось, что все книги были расставлены либо в хронологическом порядке, либо по жанрам, а может быть и по национальным признакам того или иного автора. Не знаю почему, но я думал именно так. Дойдя до конца одной стены, я было хотел приняться за другую, но С.У. остановил меня.

— Ну что скажете молодой человек? – вид у него был гораздо бодрее, нежели когда я беседовал с ним, лежащим на диване.

  Преодолев, образовавшийся в горле ком, и собравшись с мыслями, я еле из себя выдавил.

— Честно говоря, я даже не знаю. Наверное, вы правы, но я не совсем понимаю, как это все может посодействовать, тем более мне?

— Как может посодействовать? Элементарно, друг мой. Это книги, — я одобрительно кивнул головой, — а вы знаете, что такое книга?

  В этот момент мне показалось, что на сегодня у соседа стоит задача, задавить меня морально. Не мог же я ответить ему, что книга — это странички с буквами, завернутые в разноцветную картонку, поэтому я отрицательно кивнул головой, тем самым предоставляя слово хозяину дома и ожидая какого-то крайне помпезного ответа.

— Мой вопрос вам наверняка показался странным, может быть даже нелепым. Что ж, это абсолютно справедливо. В вашем возрасте, я подумал бы так же, — с этими словами С.У. тяжело опустился на стул, — но с течением жизни все меняется.

С.У. сосредоточенным и грустным взглядом посмотрел в окно. Я просто молчал.

— Когда я был такой, как вы, мой друг, я тоже не знал ответа на этот вопрос. Более того, у меня не было даже никаких предположений. Прежде чем произошло наше истинное знакомство, прошло достаточно времени. — С.У. окинул взором комнату и продолжил, — Книга — это друг, властитель пространства. Книга — это все, если хотите. Наверное, вы спросите зачем я привел вас сюда и рассказываю все эти вещи?

  Мне оставалось только кивнуть головой в знак, как бы согласия. Я думаю, что С.У. понял, что мой ответ был не более чем единственный вариант продолжения разговора.

— Я вам объясню. Эта скромная библиотека не является примером того, насколько велик и необъятен мир книги. Здесь я постарался собрать то немногое, что по-моему разумению является наиболее ярким проявлением того или иного вопроса. Худо бедно в этой комнате можно отыскать ответ практически на любой вопрос, а если даже не на любой, то во всяком случае, узнать направление, в котором необходимо двигаться. И что самое удивительное, ответ будет правильным, скорее всего правильным, — С.У. в очередной раз выдержал паузу, — к великому сожалению, даже среди книг иногда встречаются такие, что несколькими переворотами страниц, могут изрядно подпортить общую репутацию истинного мира литературы. Но смею вас заверить, что на этих полках таковых нет.

  Во мне боролись два крайне противоречивых чувства. С одной стороны я попал в тот дом, в который меня так манило весь вчерашний день. И не просто попал, а передо мной открылись укромные уголки жизни, этой не совсем обычной семьи. С другой, я не был готов к такому развитию событий, стремительному развитию. Поняв, что я все еще нахожусь в некотором смятении, С.У. продолжил.

— Так в чем же собственно состоит то самое содействие. Не буду лукавить М., вы мне приглянулись после нашей первой встречи. И дело не только в том, что молчание золото, — после этих слов сосед снова улыбнулся, — тем более мне известна его причина. Я подсчитал, что вы действительно находитесь в некотором смятении касаемо своего не столь отдаленного будущего, а мне это знакомо. Не сочтите меня старым назойливым скрягой, который мается от безделья и навязывает молодому юнцу какие-то нелепые вещи.

  Надо было что-то отвечать.

— Что вы, что вы, — начал я, — я никогда в жизни не видел ничего подобного. Я имею ввиду, такого количества книг, да и вообще.

  Улыбка не сходила с лица С.У.. Он уже не смотрел печально в окно, а внимательно наблюдал за мной

— Это все ваши книги? – спросил я.

— Ну, если учесть, что они находятся в моем доме, то не сложно предположить, что вы абсолютно правы.

— Их так много. Я действительно никогда не видел такого количества. Да их тут просто тысячи. — увиденная картина на самом деле произвела на меня сильное впечатление.

— Что ж, приятно слышать, — отвечал сосед, — но поверьте, это всего лишь небольшая часть того, что я бы мог вам показать. Всего лишь маленькая часть. Основная е составляющая библиотеки находится в другом месте. Здесь я попытался собрать самое основное, разнообразное и максимально привлекательное, в хорошем смысле этого слова.

  В комнате снова зависла глухая пауза. Воспользовавшись ей, я начал движение вдоль второй стены. За стеклами, на пыльных полках друг за другом стояли Диккенс, Бронте, Марк Твен и Конан Дойл. Следом я успевал заметить книги, судя по всему не имевшие отношения к художественной литературе. Какие-то пособия по психологии, метафизике и прочее. Я могу перечислять еще очень большое количество фамилий авторов, которых  я вскользь успел зацепить своим взглядом, но наверное это будет бессмысленно. Скажу лишь одно – все книги, как мне показалось, были действительно расставлены по определенному принципу, по какому точно я тогда сказать не мог, но точно это знал.

  С.У. снова прервал молчание, своим голосом.

— Ну а здесь друг мой, вам что-нибудь знакомо?

  Естественно я не был тем школьником, который среди всего этого разнообразия, не смог бы отыскать хотя бы одну знакомую фамилию. Так то на это вопрос я ответил вполне уверенно, но тем не менее, все равно вызвав иронию на лице С.У.

— Да, безусловно.

— Вот и славно. — суховато сказал сосед.

  Я был немного раздосадован его словами, так как с большой охоткой назвал бы ему пару знакомых мне фамилий, тем самым хоть как-то смог проявить себя. Сосед с усилием встал со стула и подойдя ко мне продолжил.

— Все же, я немного поясню, в чем бы я желал посодействовать. В первую очередь хочу сказать, почему мы находимся именно здесь. Так вот, книга — это  источник информации того или иного рода, а стало быть, как я уже говорил, в ней можно найти ответ на любой интересующий тебя вопрос. Главное правильно выбрать книгу. Естественно, бывает, что получается это не сразу. Кто-то годами выискивает для себя истину, так и не найдя ее, а кому-то везет гораздо быстрее. А некоторые вовсе не считают подобные вещи везением. У тебя же есть вопрос, на который ты хотел бы найти ответ? — вдруг неожиданно спросил меня С.У.

— Да, я думаю да, — немного задумавшись, я спросил, — только вот, как книга по вашему, может мне помочь в моем вопросе, я не совсем понимаю?

— А я вот вас понимаю, — С.У. снова вернулся на стул, — главная беда многих людей состоит в том, что некоторые вещи воспринимаются буквально. И как бы ни смешно звучало, в этом случае на помощь снова приходит книга. Конечно, на ее страницах не всегда можно получить четкий и конкретный ответ, иногда приходится довольствоваться только идеей, толчком, просто еле заметным намеком. Да, так тоже бывает и очень часто. А кто сказал, что это плохо? Человечество на протяжении всего своего существования жаждало подсказок. Человек так устроен. И тому много примеров. Куда легче спросить у прохожего где находится та или иная улица, нежели бесконечно бродить по переулкам. Разумеется, это самый безобидный пример. Куда сложнее обстоят дела в поисках духовных  вещей. Здесь подчас очень сложно отыскать подсказку, а даже если это получается, то далеко не факт, что она не является западней.

  После этих слов С.У. тяжело вздохнул, еще раз кинув взор в окно, поднялся со стула.

— Но пока у меня для вас есть только совет, не забивайте свою светлую голову всем этим, время еще придет, — сосед ласково улыбнулся, — должно прийти. Теперь, если вы не слишком сильно утомились, можно пойти вниз кое — что обсудить и выпить еще чаю.

  Мы не спеша спустились вниз в комнату. С.У. попросил супругу налить нам еще чаю, что она с удовольствием исполнила. Мы стали беседовать. Сосед расспрашивал о том, о сем. Спрашивал о моих интересах, хобби. К своему жгучему стыду, мне практически нечего было ответить. Конечно, были вещи, которые меня интересовали больше остальных, но увлечениями их сложно было назвать. С.У. говорил, что ничего страшного в этом нет, что у меня сейчас такой возраст, в котором должна присутствовать неопределенность. Намекал на переходный возраст и все в этом роде, но делал это в большей степени, чтобы просто меня не обидеть. Где-то внутри себя я не отрицал наличие того самого переходного возраста, хотя считал, что у меня он уже позади. Ведь все указывало на то, что во взрослую жизнь я если еще не вступил, то стою на самом ее пороге.

  За разговором время шло быстро. Не успел я обернуться, как минуло обеденное время. С.У. рассказывал некоторые интересные случаи из своей жизни, не вдаваясь в подробности, расспрашивал меня о моей школе, о сверстниках, так же вспоминал то время, когда он был, как я, не забывая постоянно улыбаться. Я не так часто сталкивался с людьми его возраста, которым была присуща подобная черта. Не все, отнюдь, но многие, люди этой категории становятся уставшими, угрюмыми, многие даже озлобленными, не понятно на кого и не понятно почему. С.У. же был совершенно другим. Его легкая ухмылка, несмотря на свое определение, не отдавала глупостью или какой-то пошлостью. Она была абсолютно искренней, теплой и естественной. Создавалось впечатление, что она давно уже стала часть его лица. Добрые, по-особому грустные и усталые глаза, казались неким мерилом, на тот случай, если вдруг кому-то, все-таки покажется, что не сходящая с уст С.У. улыбка, неуместна, что само по себе абсурдно. Будь я помладше, я бы с легкость мог представить моего соседа в роли какого-нибудь доброго волшебника и звездочета, да Деда Мороза наконец. Что-то мне подсказывало, что с этой ролью он бы справился легко.

    В разгар нашей беседы в комнате снова появилась М.Э., и практически в приказном порядке велела нам расходиться, ссылаясь все на то же плохое самочувствие С.У., которое он естественно отрицал. Несмотря на свое огромное нежелание покидать этот дом, мне все-таки мне пришлось удалиться. Покидая комнату, я с надеждой ждал приглашения от С.У. прийти завтра, но по какой-то причине, его увы, опять не последовало. Выйдя на улицу, и оказавшись у входной двери своего дома, меня посетило странное ощущение. Мне показалось, с меня как будто сняли невидимый защитный купол, который находился на мне, пока я был рядом с С.У.. Стало немного зябко, хотя на улице была отличная погода, какая-то растерянность постепенно проникала в голову. Мысль о том, что меня не пригласили завтра, не добавляла мне особой радости. Я понимал, что ничего не смыслю в этих книгах, фамилии практически всех авторов мне были неизвестны, но какая-то неведанная сила тянула меня в этот дом. Что это было, я пока понять не мог. Может быть жажда познания? На то время вряд ли. Вероятно, возможность хоть как-то разобраться со своим ближайшим будущим, сделать еще один шажок к взрослой жизни? Сложно сказать. Скорее всего, это был  просто глоток чего-то нового.

  За оставшуюся часть дня, я на короткое время еще раз посетил свой пень, но ненадолго, а весь вечер просидел перед телевизором. Ночь я провел очень тревожно. Поначалу не мог долг уснуть, а когда все-таки это получилось, где-то в подсознании подгонял стрелки часов, с нетерпением дожидаясь наступления нового дня. На утро я встал не то чтобы рано, но и не залеживался, как это бывало. Вопроса, почему я вчера не явился на обед, у бабушки не возникло. Наверняка она думала, что я загулялся на улице с друзьями, как бывало не раз, и забыл про время, ну а мне это было только на руку. Погода стояла отменная. С самого утра светило яркое солнце, а на небе не было ни облака. Полное безветрие и штиль. За ночь и утро на улице практически все высохло. Кое-где еще конечно оставались следы недавнего потопа, но уже доживающие свои последние мгновения. Посмотрев на часы и оценив погодные условия, я двинулся на опушку к своему приятелю. Здесь яркое солнце в сочетании с каким-то особенным свежим воздухом, ощущалось наиболее «ярко».  По традиции я уселся на пень, спиной ко все еще продолжавшему свое восхождение солнцу и закрыл глаза. Но немного подумав, открыл. Меня посетила неожиданная мысль. Глядя на все великолепие окружающей меня природы, мне не верилось, что через не столь продолжительное время все это закончится. Солнце перестанет пригревать, листва пожелтеет, а после и вовсе опадет. Начнутся дожди, скорее всего даже затяжные. Затем все вокруг окутает белой пеленой и скует в ледяные оковы. Только я этого не увижу. Не увижу потому, что на дачу мы не ездим осенью, а тем более зимой. Причина мне не известна. Возможно, это происходит из-за того, что наш дом не позволяет находится в нем в этот период времени, проще говоря, он не подходит для зимовки, возможно что-то еще, а может просто никто об этом никогда и не думал. Вероятно, стоит изменить традициям? Просто взять, да и приехать сюда зимой. Электрички ведь никто не отменял. И к зиме, я надеюсь, я уже полностью вступлю во взрослую жизнь. Так что такие решения должны будут даваться мне гораздо легче.

   Солнце пригревало с новой и новой силой. Полет моих мыслей был разнообразен. Вспомнился и вчерашний сон со всеми его загадками, и долгая беседа с С.У., стеллажи, расставленные вдоль стен второго этажа, добрая улыбка соседа, располагающая и загадочная одновременно. Я оказался в невесомости. Мне никогда еще не было так хорошо. Чего еще может желать человек? Сиюминутное спокойствие, неоскверненное прошлое и какая никакая уверенность в завтрашнем дне, пусть и с привкусом надежды. Сколько я так просидел, сказать не могу, наверное, достаточно долго. К жизни меня вернул какой-то отдаленный звук, очень похожий на стук. Я прислушался. После нескольких секунд предельного внимания, с задержанным дыханием, я пришел к выводу, что это был дятел. Этот монотонный, но в то же время нарочито-ритмичный звук, раздавался откуда-то издалека, а стало быть, был настолько негромким, что очень гармонично вливался в общую гармонию.

  Я слез с пня и окинув взором опушку, двинулся в сторону дома. Войдя в калитку, я увидел бабушку, сидящую на небольшой лавочке, которая стояла рядом с входом на террасу. Вид у нее был явно встревоженный. Я приблизился к ней и спросил:

— Ба, ты чего?

— Ой, — еле проговорила бабушка, поднося полотенце, которое держала в руках, к лицу, — к соседям скорая приезжала.

— Скорая? — резким тоном переспросил я, как будто не расслышав с первого раза.

— Скорая, — бабушка не меняла тон.

—  И?

— И С.У. забрали в больницу. М.Э поехала вместе с ним.  — после этих слов бабушка расплакалась.

  Я сел рядом на лавочку, не зная, то сказать. Молча просидев несколько минут, и дождавшись пока бабушка немного успокоиться, я спросил.

— Что с ним?

— Не знаю, — голос у нее все еще дрожал, — вроде гипертонический криз.

  «Ну вот» — подумал я, еще одно словосочетание, о котором я никогда ничего не слышал.

— А что это такое? Что-то серьезное? Он умрет? — не знаю, почему последняя фраза сорвалась у меня с губ.

  Бабушка изменилась в лице:

— Что ты такое говоришь?

  Я не понимал откуда у меня в голове рождаются такие нелепые мысли. Мне вдруг представилось, что С.У. действительно умрет, и я больше никогда не смогу попасть к нему в библиотеку, не прочитаю ни одну из тех книг, которые он мне показывал. В конце концов, он так и не поможет мне определиться с моим дальнейшим выбором. Но через мгновение, Слава Богу, разум взял свое. Те самые нелепые и необъяснимые мысли улетучились и я начал осознавать то, что произошло. Видимо бабушкина новость настолько меня ошеломила, что некоторое время я находился в каком-то трансе. Взамен нелепым мыслям, да и чему тут удивляться, на ум ничего вразумительного не приходило. Какая-то пустота. Видимо не зря М.Э. предостерегала вчера своего мужа, а тот все отшучивался какими-то временными привалами. Оказалось-то все гораздо серьезнее. Где-то внутри, я почувствовал зарождающееся чувство вины. Вины за то, что я тоже приложил к этому руку. А с другой стороны, что я мог сделать. С.У. взрослый человек и сам вправе решать, как ему поступать, а вчера было именно так.

Глава 8

  Таким вот образом мы с бабушкой промаялись до вечера, пока не вернулась М.Э. Мы сразу же, не церемонясь, пошли к ней. М.Э. сидела в кресле на веранде. Вид у нее был усталый. Поднявшись по небольшой лестнице на террасу, бабушка спросила:

— М.Э., дорогая, ну что там?

  После небольшой паузы, достаточно спокойным и тихим голосом М.Э. сказала:

— Не беспокойтесь, все в порядке, — на лице М.Э. не было ни намека на тревогу, — Хотя признаться, еще чуть-чуть и гипертонического криза было бы не избежать.

От сердца у меня отлегло. Мне захотелось глубоко вздохнуть, а потом резко выдохнуть. Бабушка уселась на соседний стул рядом с М.Э., еле сдерживая слезы, на этот раз, надо думать радости. М.Э. в дух словах рассказала о самочувствии С.У., которое судя по ее словам практически стабилизировалось, а так же о том, что через пару дней, он возможно вернется домой, а после деликатно намекнула, что она немного устала, и было бы неплохо расходится, что мы и собирались сделать. В след за бабушкой я спустился по короткой лестнице, и было собирался пойти домой, как меня окликнула М.Э.

— М. не могли бы вы задержаться на несколько минут, мне надо вам что-то сказать.

  Бабушка повернулась в мою сторону и удивленно посмотрела, видимо не ожидая, что ко мне кто-то может обращаться на вы. Я сказал, чтобы она шла домой, а я через несколько минут приду. М.Э. снова пригласила меня на веранду и предложила присесть.

— Может быть, чаю? — тихо сказала М.Э.

  Честно говоря, я бы с удовольствием выпил бы кружку чая, тем более у хозяйки этого дома он был каким-то особенно вкусным, но беря во внимание сегодняшнюю ситуацию, было принято решение вежливо отказаться.

— С.У. попросил меня, если вы придете, проводить вас на второй этаж. И сказал, что вы можете взять любые книги, которые вам приглянутся, ну или те, по поводу которых есть какие-либо мысли.

  Эта новость меня очень обрадовала, но показывать свое ликование я не стал. Это было бы тоже не правильно, тем более для взрослого человека, каковым я являлся, по крайней мере, для себя.

  М.Э. нажала выключатель в небольшой прихожей и  аккуратно развешенные бра в форме клиновых листьев, озарили светом винтовую лестницу.

— Куда идти, я думаю, вы знаете. — с этими словами, М.Э. удалилась в комнату.

  Скрывая свой восторг, я медленно поднялся по лестнице, нажал выключатель и вошел в комнату. Вечером комната выглядела несколько мрачно. Тех двух люстр, что весели под потолком, явно не хватало для хорошего освещения, и это придавало некую загадочность и таинственность. Как и вчера, я стал прохаживаться вдоль полок. Некоторые книги, мне уже показались немного знакомыми. Смешно конечно, но этот факт добавлял какой-то уверенности. Снова мимо моего взора проходили Диккенс, Уайльд, Скотт, Киплинг. Так как сейчас в комнате я был один, было решено более подробно изучить все стеллажи. На одной из них, которая была подвешена за металлические кронштейны к откосу потолка, находились произведения Вольтера, Прево. Некоторые в толстых и основательных переплетах, а иные больше напоминали брошюры. Далее я перешел к полке, где хранилась книги русских писателей. Не знаю почему, но у нее я простоял дольше всего, как будто авторы, расположенные здесь, мне были наиболее знакомы. Гоголь и Тургенев, с которыми мы уже виделись, Булгаков, в черном, чем-то напоминающим кожаный, переплете. Я тщательно разглядывал каждую книгу на этой полке, в надежде увидеть еще хотя бы одну знакомую фамилию. Мне действительно было непонятно, почему здесь не лежит Пушкин, или например Толстой, которые мне были известны по школьной программе, хотя бы своими фамилиями. Не найдя должного удовлетворения, я пошел дальше. На других полках встречались еще более запутанные и непонятные фамилии, то ли немецкие, а может еще какие-то. На противоположной стене, как я уже говорил, было большое количество учебной литературы. Всякие методички, ну или что-то вроде этого, было замечено даже пару тройку учебников по географии, истории, философии. На верхней полке в ряд стояли различные словари. Энциклопедический, был представлен в нескольких изданиях. Словарь иностранных слов, словарь русского языка, изданный Ожеговым. Ему я был особо рад, так как к его помощи я несколько раз прибегал, при написании домашних сочинений. Он был одной из тех немногих книг, что имелись у нас дома. На полке ближе к окну, я нашел много книг о приключениях. Такой вывод я сделал исходя из некоторых названий. Ж. Верн «Пятнадцатилетний капитан», Ч. Диккенс «Оливер Твист», Г.Р. Хаггард «Копи царя Соломона» и так далее.  Я открыл полку и стал по одной аккуратно доставать книги, параллельно разглядывая. Некоторые обложки были красочные, скорее всего с изображением какого-то сюжета из этих книг, некоторые простые, потертые, зачитанные. Две или три книги я положил на стол и пошел дальше. После словарей, различных учебников и пособий, на полках снова стояли обычные, если так можно сказать, книги. На затертых обложках можно было разглядеть фамилии Фаулз, Уэллс, Моэм, Шоу. Приоткрыв полку, я наугад достал несколько книг и так же положил на стол. Дойдя до конца стеллажей, я понял, что для меня вот так, все и сразу — это довольно-таки сложно. Я бы даже сказал, безумно сложно и абсолютно непонятно. Я вернулся в середину комнаты, открыл первую попавшуюся полку и взял еще одну книгу. Затем еще раз посмотрев на все вокруг, я засунул собранные мной книги под мышку, вышел из комнаты и погасил свет.

  Внизу, я сказал М.Э., что взял несколько книг. Хозяйка не стала выяснять, что это за книги и сколько было их точно, а лишь пожелав мне спокойной ночи и соответственно чтения, проводила меня до двери. Дома, закрывшись в своей комнате, я аккуратно разложил книги на своей кровати. В моем распоряжении их оказалось целых пять. Я не мог объяснить самому себе, зачем сразу взял такое количество. Тем более такие книги, авторы которых мне вовсе неизвестны. Я вполне трезво оценивал свои возможности, понимая, что осилить хотя бы одну, для меня уже будет подвиг. Передо мной оказался «Оливер Твист» Диккенса, «Пятнадцатилетний капитан» Верна, «Затерянный мир» Конан Дойла, четвертая книга вовсе вводила меня в состояние ступора — «Лекции по зарубежной литературе» Набокова, а последняя была еще большей загадкой — Сомерсет Моэм «Узорный покров». Так что если она могла рассчитывать на прочтение, то только в самую последнюю очередь, если не учитывать Набокова, у которого шансов не было вовсе. Названия первых трех книг вызывали у меня интерес, пусть хотя бы исходя из их названий. После недолгих терзаний, выбор пал на Диккенса. Неожиданно у меня в голове появилась одна идея. Я решил непременно прочесть одну из книг до возвращения домой С.У.. Конечно это было сделать не так просто, так как М.Э. сказала, что его возвращение может произойти через два-три дня, а учитывая мой читательский опыт, я мог и не успеть. Во многом эта мысль, конечно же появилась для того, чтобы ближе расположить к себе С.У., но в большей степени, мне просто хотелось сделать ему приятно.

  Время близилось к полуночи, но несмотря на это, сложив остальные книги в аккуратную стопку, я раскрыл «Оливера Твиста». Пожелтевшие от времени, но вполне еще крепкие страницы, демонстрировали четкие, достаточно крупные, а стало быть, удобные для чтения, буквы. Сразу скажу, что хватило меня всего на две главы, но этого было достаточно, чтобы определить для себя некоторые моменты. Мне стало понятно, как я и предполагал, что эта книга, как раз рассчитана на читателя моего возраста, но обязательно вступающего во взрослую жизнь. В первых двух главах сразу начал завязываться сюжет и интрига, без отлагательств в долгий ящик, что несомненно облегчало задачу молодого читателя, такого как я.

  Наутро, проснувшись, как обычно, я в очередной решил не отступать от традиций, поэтому позавтракав, я отправился к своему другу — пню, не забыв прихватить с собой книгу. Погода стояла прекрасная, как и вчера. За предыдущие день и ночь, все вокруг окончательно подсохло. Пока я добирался до моей опушки, в голове у меня бурлили мысли. Именно бурлили. Я думал о том, что жаль в такую погоду, С.У. вынужден, если конечно здесь это слово применимо, находится в больнице, пусть даже и для своего блага. О том, что как здорово было бы сейчас посидеть с ним на веранде, послушать какие-нибудь истории, выпить по чашке ароматного чая с вареньем из крыжовника. Я представлял, что как будто уже прочитал множество книг из его библиотеки, и сидя за столом напротив С.У., делюсь с ним своими впечатлениями. Несомненно, все прочитанное, помогло бы мне сделать правильный выбор, как в профессии, так и во многом другом.

  Затем в голове всплывали прочитанные мной вчера вечером две главы Диккенса. Компактно, но в тоже время настолько явно и понятно описанный быт трущоб пригорода Лондона, а так же доступно изложенные переживания простого ребенка, брошенного судьбой, произвели на меня ощутимое впечатление. Заглядывая вперед, я понимал, что жизненная несправедливость и жестокость, о которой, наверное, я мог только предполагать, рано или поздно должна закончиться, иначе это произведение сложно было бы назвать подростковым, а я понимал, что оно является именно таковым. Но это ни в коем случае не уменьшало моего впечатления от прочитанного, впечатления, которое пробудилось только сейчас.

  На опушке все было по-прежнему. Пробивающееся сквозь листву, яркое солнце, беззаботно потряхиваемые листья деревьев и как венец спокойствия, монотонно раскачивающиеся кроны деревьев. Уже по привычке я окинул взором опушку и уселся на пень. Да, солнце пригревало прилично. Просидев в таком положении минут десять, может быть пятнадцать, я вдруг вспомнил о своем обещании самому себе, постараться прочитать книгу до приезда С.У. Я раскрыл книгу и окунулся в чтение. Сразу стало понятно, что третья глава хранит в себе не меньше интересного, чем предыдущие две. Легкий, ненавязчивый шум ветра, создавал все условия для сосредоточенного чтения, заслоняя собой все остальные звуки. Я с  головой погрузился в дальнейшие развития событий, связанных с судьбой главного героя, абсолютно позабыв про время. Сколько я пробыл в состоянии отрешенности, сказать не могу. Очнувшись, я почувствовал, что солнце пригревает уже не с такой силой. Холодно не было, но появившийся небольшой ветерок, добавил еле заметной прохлады. Перед тем, как закрыть книгу, я взглядом оценил то количество страниц, которые уже осилил и то, которое мне еще предстояло. Их было практически поровну. Не знаю почему, но от этого на душе стало светлей. Хотя… Возможно и не только от этого. Скорее всего, подобное чувство посетило меня не из-за количества прочитанных страниц, а от их содержания. Я и представить себе не мог, что книга, может доставить человеку такое удовольствие. Странное, ни на что не похожее ощущение, поселилось у меня внутри, а его источник я крепко держал в руках.

  Я спрыгнул со своего пня и быстро пошел домой. Необходимо было узнать, может быть есть какие-то новости о С.У., да и признаться, я немного проголодался.

  На кухне бабушка готовила ужин. Посмотрев на часы, я увидел, что стрелки показывали без четверти четыре. «Ничего себе» — подумал я. — «Почти три часа беспрерывного чтения, такого со мной еще не было».

— Ну что набегался? — не отрываясь от чистки какой-то рыбы, сказала бабушка, — Не обессудь, сегодня рыбный день. Давай мой руки и садись за стол, проголодался небось?

— Ба, про С.У. ничего не слышно? — как бы невзначай спросил я.

— А я и не слышала. Все вожусь по хозяйству, а отойти спросить некогда. Да, наверное, и не у кого. М.Э. пади в больнице еще.

— Пойду, помою руки, — сказал я.

— Да ты здесь помой. Я с утра полный рукомойник налила и подогрела, как ты любишь. — Заботливо произнесла бабушка.

— Я лучше на улице, а эта вода тебе еще пригодится. Например, для посуды.

  Я вышел на улицу. На веранде у соседей никого не было. Окно закрыто. Все говорило о том, что М.Э. действительно еще в больнице. Но я все равно решил проверить. Подойдя к двери в дом, я тихонько в нее постучал. Никто не открывал. И тут мне послышалось, что где-то звучит музыка. Легкая и ненавязчивая, может и от того еле слышная. Я подставил ухо к дверной щели. Музыка явно играла в доме. Постучав в дверь еще раз, я отошел на пару шагов и стал ждать. Через минуту скрипнула дверная щеколда и дверь распахнулась. На пороге стояла М.Э., в темном байковом халате, запахнутом по самое горло, на голове аккуратная прическа. Мне даже показалось, что М.Э. была немного накрашена, то есть все говорило о том, что она не сидела весь день дома, а совсем недавно откуда-то вернулась.

— М., здравствуйте, — спокойно сказала хозяйка, как будто мой приход был чем-то само собой разумеющимся, — пожалуйста, проходите.

  Предложение М.Э. застало меня врасплох. Меня же бабушка ждет. Но ноги сами внесли меня в прихожую.

  Взгляд у М.Э. был спокойный, я бы даже сказал умиротворенный. Создавалось впечатление, что она абсолютно не переживает за супруга. Честно говоря, я не знал, что такое гипертонический криз и насколько он опасен. Мне казалось, что если человек попадает в больницу, тем более в таком возрасте, все близкие непременно обязаны очень сильно переживать и это должно быть видно не вооруженным взглядом. Пример М.Э. говорил абсолютно об обратном, и мне это было непонятно, пока он не заговорила.

— С.У. меня предупредил, что возможно вы сегодня зайдете.

  Сказать, что я удивился, не сказать ничего. Нет, наверное, это нормально, что С.У. мог предположить, что я возможно зайду для того, что бы поинтересоваться о его самочувствии, но утверждать это?

— Я хотел спросить, как чувствует себя С.У.? — вымолвил я.

  С непоколебимым спокойствием, М.Э. ответила.

— Наверное, хорошо.

  Опять незадача. «Что значит, наверное?» Муж лежит в больнице, не по собственному желанию, а доставленный туда на скорой помощи, а его жена не знает, как он себя чувствует. У меня не укладывалось это в голове.

— Вы, наверное, за книгами?

— Нет, я правда хотел узнать о самочувствии С.У., да и бабушка интересовалась?

— Передайте бабушке, чтобы не волновалась. Я убеждена, что у моего мужа все в порядке.

— Я понял, — растерянно сказал я, — Я передам бабушке. Спасибо.

  С этими словами я откланялся и вышел на улицу.

— Ты что решил банный день устроить? Суп давно остыл. Давай сюда, разогрею еще раз. — Сказала бабушка, когда я появился на кухне.

  Я ничего не ответил, а молча принялся хлебать уже действительно остывший рыбный суп. Вечером за книгой, я никак не мог сосредоточиться, из головы не выходил сегодняшний разговор с М.Э. Я никак не мог понять, как она может быть такой бессердечной. Но в итоге, интерес, зарожденный в моей голове, той частью книги, которая уже была прочитана, взял верх и я полностью углубился в чтение.

  Следующий день прошел практически по такому же сценарию, как и предыдущий, за исключением того, что я не заходил к соседям. К тому же это было бессмысленно. Бабушка сказала, что еще с утра, видела, как М.Э. куда-то уходила. В глубине души я наделся, что она отправилась к С.У.. Вечером я намеревался все-таки сделать визит к соседям, под каким предлогом пока не знал, но точно для того, чтобы справиться о здоровье С.У.

  К своему удивлению, я заметил, как на глазах тает та часть книги, которую предстояло еще прочитать. Я стал подумывать, что действительно осилю ее до приезда С.У. домой. В тоже время, я получал такое большое удовольствие от чтения, что теперь мне хотелось, хоть на чуть-чуть растянуть этот процесс. В голове даже мелькнула мысль, что было бы неплохо, если соседа продержат в больнице на денек подольше, но я сразу же стал гнать ее от себя, потому как мне она показалась крайне циничной и глупой. Собственно, каковой он и была.

  Вечером я сидел на гамаке и читал, изредка поглядывая на веранду соседей, чтобы не пропустить приход М.Э. Просидев часов до десяти, я так никого не дождался и пошел спать. Утром я проснулся достаточно рано и собрался идти на опушку. Выйдя на улицу, я увидел, что окно у соседей открыто и из него снова доносится музыка. Меня это несказанно обрадовало. Я решил, что М.Э. вернулась и надо бы зайти к ней, что бы узнать новости о С.У. Поднявшись на веранду, я увидел, что дверь в дом открыта. Музыка продолжала звучать. Набравшись смелости, я зашел в дом. На кухне никого не было, в комнате тоже. Я несколько раз окликнул М.Э., но это вряд ли могло возыметь желаемый результат, так как музыка играла достаточно громко. Я вошел в небольшой холл, который вел к лестнице на второй этаж и посмотрел наверх. Было видно, что дверь в библиотеку была открыта. Я потихоньку поднялся по лестнице и вошел в дверь. М.Э. сидела за столом лицом к окну и читала. Негромко кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание, но в тоже время не напугать хозяйку, я поздоровался.

 — Добрый день.

 М.Э. как-то особо элегантно закрыла книгу и положила на стол. Затем так же спокойно развернулась на стуле ко мне лицом.

— Здравствуй, М. — она впервые обратилась ко мне на ты, — мне кажется, я догадываюсь о цели твоего визита. Спешу тебя успокоить, С.У. чувствует себя хорошо. Врач сказал, что завтра его выпишут. Так что не переживай.

  По идее после этих слов, я должен был поблагодарить М.Э., развернуться и отправиться восвояси. Но мне показалось, что сейчас это будет неправильно.

— Может быть, ты хочешь посмотреть еще что-то? — М.Э. встала со стула, — Тогда я не буду тебе мешать.

  Я было хотел сказать, что на самом деле у меня и так дома несколько книг, мне бы их осилить, но почему-то не мог вымолвить ни слова. Когда М.Э. вышла из комнаты, я подошел к столу, на котором она оставила свою книгу. Книга лежала перевернутой обложкой вниз. Я взял ее в руки. Не то, чтобы мне было особо интересно, что именно читала М.Э., скорее всего, просто из любопытства. Перевернув книгу, я увидел ее название: Сомерсет Моэм, «Театр». «Ничего впечатляющего» — подумал я. Но где-то в подсознании мелькнула мысль, что эта фамилия мне знакома, где-то я ее уже слышал или видел. Я не мог вспомнить где. Положив книгу на стол, как она и лежала и вышел из комнаты. Внизу, все-таки взяв себя в руки, я сказал М.Э., что пока мне ничего не понадобилось, так как в первый раз я взял достаточное количество и спросив разрешения зайти завтра, двинулся в сторону опушки. Ближе к обеду, с Диккенсом было покончено. Я не спеша шел домой, переполненный странными чувствами. Мне показалось, что первый раз в жизни, я испытываю чувство гордости, причем какой-то особенной. Я не мог себе представить, что можно испытывать такой неподдельный восторг, другого слова я подобрать не мог, после прочтения книги. Постоянная проблема человечества, борьба добра и зла, причем в ее классическом виде, где добро, непременно побеждает, причем делает это красиво, уверенно и безоговорочно. Но меня волновало не это. Может быть, кому-то мои мысли покажутся предельно банальными и заурядными, но они действительно были такими. Я был поражен, правда, как ребенок, с самого младенчества брошенный на произвол судьбы,  в результате смог преодолеть, пусть и с помощью добрых людей, которые думается мне для этого и существуют, все беды, лишения и человеческую жестокость? Естественно, я как любой подросток, пусть уже и вступивший во взрослую жизнь, стал проецировать все прочитанное на себя. Конечно, это было достаточно трудно представить, все-таки двадцатый век на дворе, да и с воображением было не все в порядке, по известным причинам, но все же. Так же меня не оставляла мысль о том, что по возвращении С.У., я смогу уверенно заявить, что провел это время не зря.

  После обеда бабушка попросила немного помочь ей по дому и сходить в магазин. Все это давалось мне легче, нежели чем раньше и я понял почему. Руки делали то, что необходимо, а голова была занята мыслями. Да, эти мысли не являлись какими-то сверхъглобальными и пусть они волновали только меня, и только в данный момент времени, но я четко ощущал, что впервые за долгое время, моя голова выполняла свои прямые функции. Это придавало мне бодрости, сопряженной с неподдельным желанием, при первой же возможности взяться за книгу снова. Когда со всеми делами было покончено, я удалился к себе в комнату. Еще раз изучив названия оставшихся книг я взял в руки Жюля Верна, уж больно интриговало название – «Пятнадцатилетний капитан», «Почти, как я» — промелькнуло у меня в голове.

  Утром я зашел к М.Э. Она сказала, что после обеда поедет за С.У., так что если у меня будет желание, а у С.У. силы, ближе к вечеру мы сможем увидится. Дальнейший мой маршрут, я думаю, вопросов не вызывает. Солнце светило ярко, но не так как в предыдущие дни. Может быть, дело было в облаках, которые медленно проплывали по небу, а может просто так и должно было быть. Все-таки лето постепенно подходило к концу. Усевшись на пень, я полностью углубился в чтение.

  Величественные, заросшие непроходимыми дебрями африканские джунгли, понемногу вытесняли из моего разума узкие, мрачные и полные загадок улицы старого Лондона. Жюль Верн, постепенно брал верх над Диккенсом. Не в прямом смысле этого слова конечно, а не более чем в конкретный промежуток времени. Я не сопротивлялся. Здесь не было место человеческому сочувствию, жалости. Только юношеская отвага, несгибаемая воля, острый ум и нескончаемая жажда борьбы. Читалось легко, как принято говорить в таком случае — на одном дыхании. Меня поражало стремительное развитие событий. Постоянно меняющаяся картинка, не позволяющая надолго задерживаться на чем-то одном. В этом безусловно была только заслуга автора. Лишь одно объединяло две эти книги — это борьба. Все та же борьба добра и зла, но в другом ее проявлении. Не шуточная, местами даже жестокая и бескомпромиссная. Со стрельбой, погонями и все в таком духе.

  Время снова прошло практически не заметно. Я дочитал очередную главу до конца и пошел домой. Бабушка уже приготовила мне тарелку супа, того же, что и был вчера. Рыбный. Признаться, я не сильно любил блюда, приготовленные из рыбы, но сейчас мне было все равно. После обеда, убедившись, что моя помощь бабушке не требуется, я уселся на гамак, в ожидании вечера. Поглощая страницу за страницей, я с головой окунался во все перипетии, происходившие с главными героями, не переставая удивляться, как им ловко, увы не всегда, удавалось выйти практически из любой, казалось безвыходной ситуации.  Мужская дружба, женская любовь и преданность, предательство, здесь было все. Описание природы так же будоражило воображение. Я мог четко нарисовать в своем не сильно развитом воображении, все красоты центральной части африканского континента. Безусловно, это добавляло столь необходимого колорита, для описания основных событий. Через достаточно продолжительное время, я услышал, как к дому соседей подъехало такси. Я отложил книгу в сторону и встал с гамака. Задняя дверь автомобиля открылась, и из нее вышла М.Э.. Она обошла такси сзади, и открыла вторую заднюю дверь. Из машины появился С.У.. Издалека мне показалось, что выглядит он достаточно неплохо. Таксист достал из багажника сумку, сел за руль и укатил. С.У. с супругой не спеша зашли в калитку, поднялись на веранду и зашли в дом. Естественно идти к ним сразу было не совсем красиво, так что я решил выждать некоторое время. Спустя пол часа, я решил, что этого времени вполне достаточно и оставив книгу на гамаке, двинулся в сторону соседской веранды. Я подошел к двери и постучал. Ждать пришлось совсем не долго, через несколько секунд дверь распахнулась.

— А! М., пожалуйста, проходи, — с улыбкой на лице и явно в хорошем расположении духа, произнесла М.Э.

— Здравствуйте, — поздоровался я, — Спасибо.

  Я зашел в дом. М.Э. сказала, что я могу пройти в комнату, где произошла наша первая беседа с С.У.. Хозяин сидел на диване, накинув ногу на ногу.

— Ну что мой юный друг, вот мой затянувшийся привал и закончился. — С искренним оптимизмом, протягивая мне руку сказал С.У.

  Я прошел в середину комнаты, что бы ответить на рукопожатие. Хозяин предложил мне присесть на кресло,  в котором я уже сидел несколько дней назад, что я и сделал.

— Ну что вы мне расскажете? Как проводили время в мое отсутствие? Ну и самое главное, пригодилась ли моя библиотека?

— Сначала я бы хотел поинтересоваться, как ваше здоровье? — Я задал этот вопрос не потому, что это было проявлением вежливости, а потому, что меня действительно это волновало.

 — Спасибо. Сейчас уже лучше. Да и признаться честно, проблем-то особых не было. Это супруга моя, как всегда любит все приукрасить. Чуть что, сразу готова скорую вызывать, как будто у людей нет более важных дел. И около кровати моей готова сидеть сутками, чтобы я не Дай Бог встал и еще чего хуже пошел куда — то. — на лице С.У. я прочитал уже знакомую мне полу-улыбку.

  «Ну не знаю, не знаю» — подумал я. Во всяком случае, один день, М.Э. вообще из дома не выходила. Так что С.У. мог спокойно и беспрепятственно вставать с кровати и ходить куда душе угодно. И жена его, судя по всему, не особо по этому поводу переживала. Конечно, я не стал об этом говорить, но очень хотелось.

— Так что пришлось прибегнуть к решительным мерам, — продолжал С.У., — один день я просто запретил ей приезжать! — С.У. громко рассмеялся.

  Так что же получается, М.Э. не по собственной воле осталась дома? Мне стало стыдно.

— К тому же у меня на это были объективные причины. Полагаю, что на следующий день, как меня увезли в больницу, вы наверняка пришли справиться о моем здоровье. Я не мог позволить себе оставить вас в неведении. Так же я смел предположить, что возможно какие-то книги вы захотите поменять или допустим, взять что-то новое. Выбор всегда должен быть, тем более, если он есть. Поверьте мне на слово, я знаю, как это может быть важно.

  В последних двух предложениях мелькнула какая-то обреченность. С.У. явно говорил о том, что знал не понаслышке. Сосед, видимо понимая, что мне сложно что-то добавить снова заговорил.

— М., мои предположения оказались верны?

— В точку. Разве я мог поступить иначе? — ответ дался мне легко, — единственное, мне вполне хватило тех книг, что я взял в первый день.

— Ну, тогда позвольте поинтересоваться, на какие произведения пал ваш выбор или может быть вы предпочли методическую литературу?

   Можно было подумать, что в том момент, когда я «выбирал» книги, С.У. стоял со мной рядом, ну или как минимум ему кто-то сообщил о моем выборе.

— Честно говоря, выбор мне дался нелегко. — сказал я.

  Я был искренне рад тому факту, что наконец мог вот так просто посидеть со своим соседом, сам ничего особо не говоря, а просто его послушать. Наверное, во многом это было из-за того, что всю свою жизнь я прожил без отца и подобного общения мне явно недоставало. Так уж сложилось. Мама никогда особо не распространялась о подробностях их жизни и расставания, а я не интересовался. Единственное, что я знал, так это то, что он скорее всего живой, живет в другом городе, а его имя было выведено у меня во всех документах в графе отчество.

  — Точнее сказать выбор был абсолютно неосознанный. Я думаю вам понятно почему, — я решил быть максимально откровенным с С.У, — к своему стыду, все книги из вашей библиотеки мне неизвестны. Поэтому я руководствовался лишь интуицией и… — выдержав небольшую паузу, добавил, — Честно говоря, больше ничем.

— Ну что ж, в этом нет ничего страшного, библиотека большая, а вы М., в свою очередь не так велики. Возможно, что знакомых книг вы просто не заметили. Это я вам говорю совершенно точно. Меня, честно говоря, больше интересует, не тот факт, сколько знакомых книг вы смогли разглядеть на полках, а как все-таки произошло знакомство с незнакомыми? Если оно конечно произошло.

  Я улыбнулся. Козырь у меня был припасен. И вот время его настало.

— Конечно, произошло, а как иначе? — я сам почувствовал, как мой голос стал более оживленным и уверенным.

— Тогда я слушаю вас внимательно. — С.У. сделал вид, как будто уселся по удобнее.

— Скажу вам честно, книги я брал практически наугад. Я думаю, вы мне скажете, угадал я или нет.

  С.У. ничего не ответил, лишь только улыбка стала чуть шире. Я перечислил три первые книги, которые по моему разумению, предназначались для читателей моего возраста и про то, что первую из них я уже осилил,  а так же, что взялся за вторую. Мне показалось, С.У. одобрил мой выбор, несмотря на то, что он был сделан неосознанно. Интуицию, на которую я ссылался, ведь никто не отменял. Затем я рассказал про методическую работу Набокова, с кучей каких-то пояснений, сносок и цитат, так же пояснив, что за нее я, скорее всего не возьмусь — рановато, да, наверное, и незачем пока, и в самом конце вспомнил про «Узорный покров».

— К сожалению, не помню фамилию писателя, — пояснил я, — Помню только, что очень короткая такая, но вы — то наверняка знаете?

  Взгляд у С.У. изменился, став каким-то болезненно-угрюмым, улыбка сошла с лица.

— Вам что, плохо? Позвать М.Э.? – не скрывая своей взволнованности, спросил я.

  В воздухе зависла напряженная пауза. Сложив руки на груди, С.У. абсолютно серьезным лицом посмотрел на меня. Печаль, так резко появившаяся в глубине его темных глаз, выглядела даже устрашающе. Мне показалось, что в памяти С.У, что-то пробудилось. Что-то, что в его сознании могло принимать именно такой облик.

— Не беспокойся. Все в порядке, все порядке, — он снова замолчал.

  Действительно, все то, что я увидел в лице и взгляде С.У., не было связано с каким-либо изменением в состоянии здоровья, скорее всего, эти перемены касались  только его души. Я не понимал, как простое название книги, могло таким образом повлиять на человека. В такие моменты я всегда вспоминал слова своей бабушки: «Вот поживешь с мое, еще не такое увидишь». Сейчас, это было как никогда кстати. Не могу сказать, сколько точно длилась пауза. Ощущение было такое, что очень долго. Неловкое молчание было прервано М.Э., которая приоткрыла дверь и заглянув к нам спросила:

— Вы не проголодались, молодые люди, может что-нибудь перекусить?

  С.У. по-прежнему молчал. Я поблагодарил хозяйку и вежливо отказался. Никак не отреагировав на мужа, М.Э. просто удалилась. Я подумал, что ей ни в первой видеть его в таком расположении духа, именно поэтому она никак и не отреагировала. С.У. нарушил молчание первым.

— Его фамилия Моэм. — сухо сказал он.

Я сделал вопросительное выражение лица, как будто не расслышал с первого раза, что он сказал.

— Сомерсет Моэм. — повторил он, но явно не из-за моего выражения лица.

— Точно Моэм, — подтвердил я, — Честно говоря, я вообще думал вернуть эту книгу. Может мне еще рановато ее читать?

  Возможно, мне не стоило это все говорить. Я понимал, что происходящее сейчас с С.У. как-то связано либо с этой книгой, либо с ее автором. Наконец хозяин заговорил.

— Нет, я думаю, что не рано. Наверное, вопрос нужно сформулировать иначе. Зачем? Я имею ввиду, зачем читать эту книгу? Точнее сказать, зачем в принципе читать книги этого писателя? — во время того, как С.У, начал говорить, его лицо изменилось, утратив былую серость. — Я понимаю, что для вас этот вопрос сложен. Как можно понять то, о чем ничего не знаешь? Тем более если речь идет о книге. Понять можно лишь прочитав ее. Только так. Поэтому я снова не буду оригинален, говоря, что выбор есть всегда. Читать книгу или нет, а допустим прочитав ее, решить читать ли дальше произведения этого автора. А самое сложно в этом то, что вердикт в итоге придется выносить самостоятельно. Правильный был выбор или нет. Вот вы прочитали Диккенса. Как по вашему мнению, правильно вы сделали или нет? Пусть руководствовались вы лишь интуицией.

— Думаю да, правильно. — не задумываясь ответил я.

— Отлично. Тогда вам, наверное, хотелось бы прочитать что-то еще в таком духе, и непременно у Диккенса? Например «Николас Никльби»?

— Ну… Наверное, да.

— Видите, вы немного засомневались. Это естественно. Откуда вам знать, какое впечатление на вас произведет иная книга, даже учитывая, что у нее возможно много общего с той, которую вы только что прочитали. Ответ один – пробовать, читать. Я конечно могу дать вам совет или что-то в этом роде, но с вашего позволения, не буду этого делать. Вы должны попробовать сами. Прикоснуться, пощупать, окунуться в эпоху, побывать на месте главного героя, попробовать испытать те же чувства, в конце концов, если выбор будет неудачным,  с вашей точки зрения, обжечься. Это все называется одним простым словом — опыт. А он, как и выбор, тоже бывает разным. Ценны те вещи, которые не терпят постоянства. В пределах разумного конечно и степени своей полезности. Вы же учитесь в школе, так что термин КПД, вам наверняка известен. Единственное, в чем я могу вас с уверенностью заверить, так это в том, что в той скромной части библиотеки, которую я собрал в известном вам месте, находятся книги где этот показатель достаточно высок, по крайней мере, по-моему мнению. Так что вам бояться нечего. С вашего позволения, это будет вам мое первая и единственная подсказка. – после этих слов С.У. крайне деликатно рассмеялся, а затем продолжил, — Мне показалось М. заходила?

  Не вставая с дивана, С.У. окликнул жену, а когда та вошла в комнату, сказал, что мы не прочь перекусить, как она предлагала. Мы пили крепко заваренный чай с вареньем и невероятно вкусными конфетами. Никогда не думал, что карамель может быть такой. По размерам, ровно в два раза больше, чем обычная, которую я привык видеть у нас на кухне, а по вкусу раз в десять вкуснее, внутри с начинкой, буквально тающей во рту. Теперь я мог рассказать во всех подробностях про то, что мне понравилось в первой книге. О том, что раньше и представить себе не мог, что такое работный дом и как там приходится выживать людям. Как поначалу может быть не справедлива с человеком судьба. С какими горестями и лишениями ему приходится связываться. Насколько жесток и беспощаден на самом деле окружающий мир. Я отчетливо себе представлял темные и полные опасности закоулки Лондона. Их обитателей. Каждый образ стоял у меня перед глазами, лишь изредка пытаясь перемешаться с пиратскими атрибутами и зарослями африканских джунглей, навеваемых «Пятнадцатилетним капитаном», сумевшим уже проникнуть в мою голову. Мне крайне льстило, что С.У. внимательно меня слушал, лишь изредка задавая какой-нибудь вопрос. Мне казалось, что мы можем просидеть так целую вечность. Один человек, который прочитал в своей жизни единственную книгу и второй, называющий большую библиотеку, лишь маленькой толикой того, чем на самом деле владеет. Как всегда нашу идиллию прервала М.Э.. С.У. не стал возражать, может от того, что в этот раз решил не перечить супруге, а может и от того, что на самом деле устал. Так что мы попрощались, и я ушел домой. Весь вечер я провел за книгой.

  Когда я лег спать, у меня из головы не выходила ситуация, которая произошла сегодня. Почему С.У, так отреагировал на то, что я ему сказал. Возможно, эта книга пробудила в нем какие-то воспоминания. А может быть, они были связаны с фамилией автора или его творчества в целом. Возможно и так. Я мог только догадываться. Но что-то явно здесь было не так. С этой мыслью я и заснул.

Глава 9

 Мы стали видится с С.У. каждый день. Слава Богу, тем для общения у нас хватало, да и времени тоже. Он чувствовал себя хорошо. Проблем с давлением не наблюдалось.  Мы много времени проводили на веранде, иногда даже прогуливались по улице. М.Э. как-то сказала, что наши встречи крайне положительно влияют на ее мужа, и поэтому я могу приходить к ним в гости, когда мне вздумается. За «Пятнадцатилетним капитаном» последовал Хаггард, который признаться произвел на меня не такое сильное впечатление. По словам С.У, это было вполне естественно. Чтобы понять или оценить некоторые произведения, их нужно перечитать не один раз, но к «Копям», по его словам, это отношение не имело. Так что мы пришли к выводу, что это просто не мое. По совету соседа, я отложил прочтение Набокова и «Узорного покрова» до лучших времен. Если с Набоковым все было ясно, то на мой вопрос по поводу того почему он считает, что С. Моэма пока лучше отложить, он просто сказал, что так будет лучше. Спорить я не стал.

  Следующие книги были с того же стеллажа, что и первые. Как я и предполагал, там действительно хранилось то, что подходило для моего возраста, причем английские авторы явно преобладали. Д. Фенимор Купер, Уайльд, Уэллс и т.д.

  С каждой новой книгой, я чувствовал, как меняется мое сознание. Причем здесь нельзя было сказать в лучшую сторону или нет. Оно просто менялось. Становилось другим. Тем самым позволяя гораздо четче ощутить процесс вступления во взрослую жизнь. Вскоре август подошел к своему экватору, а затем и вовсе стал медленно, но верно близиться к завершению. От этого становилось одиноко. Я все не решался спросить у С.У. останется ли он на даче осенью или нет. Для меня этот вопрос был очень важен. Сложившийся образ времяпрепровождения, образ какой-то части моей жизни если хотите, настолько изменил меня, что я с большим трудом мог себе представить, как буду обходиться без всего этого. Как-то в один из вечеров, С.У. сам поднял эту тему.

— Ну, вот М., еще одно лето осталось позади.

  Мне оставалось лишь согласиться.

— Да уж. Как всегда пролетело практически незаметно. Жаль. — не скрывая своего разочарования сказал я.

— А мне признаться нет, — продолжил разговор С.У.,- Честно говоря, к осени я испытываю гораздо более теплые чувства, нежели чем к лету или допустим весне. Вы вероятно скажете, что это не оригинально? Соглашусь. Зато честно. И не потому, что у меня есть какая никакая дача, где я могу спокойно провести время, пока не наступят холода, нет. Просто, осень я действительно люблю больше, чем все остальные времена года. Просто потому, что люблю. Нельзя любить за что-то, как говорят многие, а затем добавляют, любить можно и нужно только вопреки. Может и так, только и здесь я позволю себе не согласиться с народом. Все гораздо проще, можно либо любить, либо нет и никаких лишних слов здесь не надо. Хотя нет, я все-таки наверно лукавлю.  Есть один козырь, который позволяет сполна насладиться осенним настроением на своей даче — это пенсия.

  Мы громко рассмеялись. Наверное, впервые с момента нашего знакомства, сделав это вместе.

— Может я смогу иногда к вам приезжать, допустим, в выходные? — задал вопрос я, пока С.У, не сменил тему разговора.

 — Я полагаю, что только в выходные это и получиться. В будние вам будет чем заняться, например, ходить в школу, — улыбка снова засияла на его лице, — неправда ли?

  Могу смело сказать, что теперь меня такими словами было достаточно сложно смутить. С.У. это понял. Безусловно, его это порадовало. По крайней мере, промелькнувшую в глазах искорку доброго самодовольства, я заметил.

— Все верно, но мне кажется, что здесь, я имею ввиду, книги и вообще, я получу гораздо больше знаний и того, что возможно потребуется мне по жизни. Глупо, наверное, но мне так кажется.

— И согласен и нет, — уверенно сказал С.У., — Безусловно, художественная литература формирует взгляд на многие вещи и на жизнь в целом, а так же на все происходящее вокруг. А как же быть с точными науками? Самообразование? Что ж это совсем не дурная вещь, но поверьте мне, чтобы заниматься этим неблагодарным делом требуется обладать определенными чертами характера и свойствами человека. Конечно, все зависит от того, что именно вы хотите от всего этого, но как показывает практика, и на этот вопрос часто достаточно сложно дать вразумительный ответ. Как правило, хочется всего и сразу, — С.У. снова загадочно улыбнулся, — Поэтому передача опыта, а именно в этом состоит образовательный процесс, в классическом его понимании, необходима. Плюс стремление и усидчивость. Полезная информация никогда не бывает лишней. Подчеркиваю никогда и подчеркиваю полезная. Вы спросите, как отличить полезную от всякого хлама. Отвечу — не просто. Это так же приходит с опытом, хотя, наверное, есть еще варианты. Допустим, та самая интуиция. Вещь хорошая, но неблагодарная. Чтобы полностью полагаться на нее, нужно обладать определенным жизненным опытом, а так же по-особому относиться к жизни в целом. Что-то вроде легкомыслия. Ну и наконец то, о чем мы уже говорили, пробовать, пробовать и еще раз пробовать. И уже самостоятельно делать выводы касаемо полезности. Но и здесь можно зайти в тупик. При небольшом опыте, а тем более при его отсутствии, вывод я вам скажу, сделать достаточно сложно, тем более правильный.

  Я молча сидел, пытаясь усвоить хотя бы что-то из того, что услышал. «Действительно, лучше все-таки в школу» — подумал я. Даже если буду приезжать к С.У. раз в неделю, брать новые книги, если он позволит, конечно, в чем я  не сомневался, пару часов беседовать и на электричке добираться до дома, этого будет вполне достаточно.

  Август подошел к своему завершению. Оставалось пару дней, до начала учебы. В эти дни я обычно докупал что-нибудь для школы, тетрадки, ручки, если было нужно, а последний день проходил спокойно, в предвкушении нового учебного года. В этот раз, все было ровным счетом так же, за исключением некоторых моментов. Перед отъездом, я взял в библиотеке всего одну книгу, так как посчитал, что больше я осилить не смогу, а если что в выходные можно будет взять еще. Ближе к вечеру я попрощался с С.У. и М.Э., сказал, что в выходные обязательно приеду и с бабушкой на электричке отбыл в город.

Глава 10

  Как назло, первое сентября в этом году выпало на понедельник. Так что отправиться на дачу мне предстояло только через неделю. Все предыдущие годы, я достаточно легко переносил, если так можно сказать, весь учебный процесс. Проблем у меня особых не было. Если что-то не давалось, то это было либо от нежелания прикладывать усилия, то есть от лени, либо просто от невнимательности, которая собственно являлась последствием той самой лени. Стоило приложить незначительное количество усилий, как удавалось решить практически любую задачу. Меня можно смело было считать середняком. Четверки и тройки были моими оценками. Пятерки встречались гораздо реже, но меня это не угнетало, а даже наоборот. Как известно, отличников в школе не особо любят.

  В этот раз, даже первая неделя далась мне крайне нелегко. Я не мог понять почему. Уроки шли как-то вяло, хотя это было и понятно, всем требовалось некоторое время, чтобы набрать нужный ритм. С техническими предметами я особых проблем не испытывал, но и тяги к ним не ощущал, а вот гуманитарий из меня был никудышный. На первый урок литературы я пришел с гордо поднятой головой, как будто за лето я прочитал всю школьную программу, которая уже была пройдена за все предыдущие классы и все то, что предстояло прочитать в нынешнем году. Такой знаете, самоуверенный мини-драматург. После того, как нам раздали учебники, и я смог воочию ознакомиться со списком литературы, который предстояло проштудировать в текущем году, пыл мой слегка поубавился. Наверное, мне казалось, что несколько книг Диккенса, Верна, Стивенсона, Уайльда  и еще некоторых британских авторов хватит, чтобы чувствовать себя более чем уверенно. Но увы, я ошибался. В списке книг, с которыми предстояло кое-кому ознакомиться, я увидел Чехова, Горького, Цветаеву, Куприна, Маяковского, и еще несколько вообще незнакомых мне фамилий — Бабель, Зощенко и так далее. Даже не прочитав ни одной из книг этих писателей, я четко понимал, что они не имеют ничего общего с тем, что так радовало мой глаз последние полтора месяца. Я решил раньше времени не паниковать и дождаться выходных. Мне было интересно, что по этому поводу скажет С.У. Последние два дня длились особенно долго. Если в начале недели я находил то, о чем можно поговорить с одноклассниками, пусть темы эти и были предельно банальны, то ближе к ее концу, они абсолютно иссякли и разговаривать стало не о чем, по крайней мере мне. Глядя на сверстников со стороны, как они несмотря ни на что, все же находят общие точки соприкосновения, я стал подумывать, что вероятнее всего, причина отсутствия моего общения с ними кроется во мне. По неведомой мне причине, я перестал испытывать потребность в этом. Не потому, что я стал хуже к ним относиться или они вдруг начали меня раздражать. Нет. Среди одноклассников были всякие персонажи. Справедливости ради, скажу, что положительных было больше, нежели, чем остальных. Еще буквально до лета  мы достаточно много времени проводили вместе. Были общие интересы, какие-то идеи. Мы могли часами проводить время на улице, пытаясь воплотить их в жизнь. За прошедшее лето, что-то изменилось. Что-то изменилось в моем сознании. Возможно, это был тот самый переход во взрослую жизнь, к которому я постепенно начал относиться с небольшой иронией, сам не понимая толи верить в это, толи нет. Я не сторонился своих друзей и не избегал общения с ними. При встрече мы непременно здоровались, обменивались парой-тройкой фраз, но на этом все заканчивалось. Забегая вперед, скажу, постепенно сверстники и сами стали это замечать. Поначалу это никак не сказывалось на нашей дружбе, но со временем ребята так же стали терять интерес и ко мне. Что меня удивляло, но и радовало одновременно, так это то, что я не испытывал из-за этого ровным счетом никакого дискомфорта.

  Я с трудом дождался утро субботы, естественно заранее предупредив о своих планах маму и бабушку. Бабушка совершенно спокойно на это отреагировала, лишь сказав: «Все же лучше, чем по улицам шляться или дома штаны протирать». На что мама отвечала: «Не знаю, не знаю, какой-то он подозрительный этот С.У. Он мне никогда не нравился». После этих слов мне хотелось вступиться за С.У., сказать, что никто и ничего о нем не знает, да что там знает, даже не догадывается. Но мысль о том, что мне и самому мало, что о нем известно, и то, что мама в любой момент может поменять свое мнение и из принципа не пустить меня, закрыла мой рот на замок.  О точном времени моего приезда мы не условились. Я решил, что приезжать совсем рано, не очень красиво, да и бессмысленно, придется раньше уезжать, а этого мне не хотелось. Так что я выбрал электричку в районе двенадцати часов, чтобы к обеду быть у С.У. Так и вышло. Около двух часов дня я подошел к дому соседей. Пройдя в калитку, я поднялся на знакомую мне веранду. На ней никого не было. Я постучал в дверь. Никто не открывал. Мне показалось это немного странным, обычно в это время С.У. и М.Э. обедают, а если погода хорошая, то делают это непременно на веранде. Погода сегодня явно соответствовала всем требованиям. Некая прелюдия бабьего лета, в самом ярком ее проявлении. Постучав в дверь еще раз, и так не дождавшись ответа, я спустился с веранды и обошел дом вокруг. Все окна были закрыты и наглухо зашторены, поэтому я не мог увидеть, что творилось внутри, но и без этого стало ясно, что в доме никого нет. Но куда же подевались хозяева? «Неужели они забыли, что я должен был приехать?» — подумал я. — «Нет, такого быть не может». Возможно, просто куда-нибудь отлучились ненадолго и скоро придут. Я принял решение дождаться, пока они вернуться. А чтобы не сидеть без дела, подумал, что было бы неплохо проведать своего приятеля на опушке. «Он не такой, как ребята в школе. С ним всегда есть о чем поговорить. Одним словом – отличный собеседник».

  Хорошо было пройтись по осеннему лесу, который, что не удивительно, выглядел по-прежнему летним. Все-таки осень была еще слишком молода, чтобы полностью вступить в свои права. Под ногами хрустели сухие еловые ветки и листья. После моего последнего визита, на опушке ничего не изменилось. Все оставалось по-прежнему. Сделав символический круг почета, я в традиционной позе уселся на свой пень. В середине июля, солнце, светящее мне в спину, показалось бы каким-нибудь вечерним, слабо греющим, а вот для начала сентября, было вполне подходящим.  Закрыв глаза, я окунулся в свои мысли. Я слышал музыку, доносившуюся из открытого окна, дома по соседству, которая как июльский тополиный пух, поднималась ввысь, обволакивая своим звучанием все вокруг. Вспомнил тот день, когда я впервые увидел С.У. и его супругу, как мы сидели на веранде и пили чай с печеньем. После дождя, все вокруг дышало и звенело свежестью, оживало. Мне вспомнилось, то чувство, которое было у меня на душе в тот момент. Сочетание небольшого испуга и неизвестного до сели восторга. Перед глазами вставали книжные стеллажи, плотно уставленные книгами. Я вспомнил, как увидел М.Э. сидящую за столом с книгой в руках, как она была невозмутима, когда я окликнул ее. Я даже вспомнил автора, который был написан на переплете книги, которую она читала. Это был Моэм. Да. Это был тот самый Моэм, на которого в последствие так странно отреагировал С.У.

  Я открыл глаза. Времени прошло совсем немного. По-дружески похлопав ладонью пень, я побрел обратно. На веранде по-прежнему никого не было, а дом был закрыт. В голове все больше крепло ощущение того, что что-то произошло. Других причин я не видел. Забыть они просто не могли, в этом я был абсолютно уверен. На веранде около стола стояло два стула. Это побудило меня подождать еще немного. Я сидел на стуле и смотрел в одну точку. Постепенно стало появляться предчувствие, что все-таки никто и не приедет. Где-то через полчаса, это ощущение настолько усилилось, что я принял решение отправиться на электричку. Пока я стоял на платформе в ожидании поезда, глаза постоянно бегали из стороны сторону, в надежде увидеть С.У. и М.Э., но этого так и не произошло. Подъехала поезд, я зашел в вагон и он тронулся. Настроение было, мягко говоря, поганое.

  Когда я приехал домой, дверь мне открыла бабушка. По ее встревоженному лицу я понял, что что-то стряслось.

— Ты почему так долго? – в лоб спросила меня она.

— Что значит долго? Я ездил к С.У. – стараясь сделать голос максимально спокойным, ответил я.

— Как ты мог к нему ездить, если два часа назад звонила М.Э и сказала, что С.У. снова в больнице, — голос у бабушки дрожал, — на этот раз что-то серьезное. Может быть даже инфаркт.

  Что такое инфаркт я тоже не знал, но само слово мне не понравилось.

— Что? Что это такое? – я начал чувствовать, как моя возбужденное нутро полезло наружу.

— Сердечный приступ. — Сквозь подступившие слезы, выдавила бабушка.

  Для меня эта фраза прозвучала, как гром среди ясного неба. В голове снова завертелись разные мысли. Настолько разные и настолько быстро, что я еле успевал их улавливать. Мне казалось, что этого не может быть. При последней нашей встрече С.У. чувствовал себя вполне хорошо. Я, конечно, ничего не понимаю в этих делах, но мне так показалось. Еще мне было непонятно, почему бабушка так сильно переживает. Звучит странно, но это так. Она никогда тесно не общалась с соседями, а так, постольку поскольку. «Хотя, наверное – это нормально, когда один человек, в такой ситуации переживает за другого» — тут же подумал я. Следом мелькнула мысль и о том, почему так сильно переживаю я сам? Я ведь тоже не так долго знаю С.У.. Согласен, эта мысль тоже не отличается благоразумием, но она действительно пробежала у меня в голове, после чего я сразу постарался ее прогнать. «Какая разница? Долго, недолго» — быстро размышлял я, — «Мне кажется, я знаю его так давно, чуть ли не всю жизнь. Все это отдавало какой-то паникой и растерянностью.

— И… Что делать?

— М.Э. сказала, что позвонит, если будут какие-то новости.

  Предстояло ожидание. Снова ожидание. Я ранее не говорил, что одна из тех вещей, которые я тяжелее всего переносил, было ожидание. Если я где-то слышал фразу «Вам придется подождать», то начинал впадать в легкую раздражительность и ничего не мог с собой поделать. Но этот случай был особенный, поэтому я намеревался держать себя в руках. Через некоторое время бабушка успокоилась. Маму, ближе к вечеру пришедшую с работы, этот вопрос волновал не сильно. Когда бабушка сказала ей, что произошло, она лишь безучастно покачала головой. М.Э. так и не позвонила, поэтому пришлось не только ждать, но и догадываться, что происходило в больнице, и почему так и не последовало ее звонка. Ближе к полуночи я уснул.

  Утром я проснулся от того, что зазвонил телефон. Слава Богу, трубку взяла бабушка, потому что я слышал, как из маминой комнаты доносилось ее негодование, что мол, у нее единственный выходной, а кому-то вдруг вздумалось звонить в такую рань. Я посмотрел на часы. Время было половина девятого. «Ничего и не рано» — подумал я. Хотя, это, наверное, мне сейчас кажется, что половина девятого это не рано, а раньше возможно, я бы подумал так же, как мама. Я встал с кровати и вышел в коридор. Бабушка стояла у телефона и молча держала в руках трубку. Я понял, звонила М.Э.. Бабушка внимательно слушала. Через несколько минут она поблагодарила М.Э., что та позвонила и попрощавшись, положила трубку. Я бросил на нее вопросительный взгляд. Прикрыв дверь в мамину комнату, бабушка негромко сказала:

— Ему сделали операцию. Что-то с сосудами, вроде, как шунтирование. Вроде все прошло хорошо. Сейчас он в реанимации. — Голос у бабушки был на удивление спокойным.

  Я понял только то, что сделали операцию. Другие слова мне были неизвестны, а стало быть, я не знал о чем идет речь.

— Это очень серьезно?

— Это операция на сердце. — бабушка сделал паузу, — в общем, достаточно серьезно.

  Мне показалось, что бабушка сама не совсем поняла то, что ей сказала М.Э., либо не хотела меня в конец расстраивать. Первый вариант был больше похож на истину. У бабушки была одна черта, которая проявлялась в появлении раздраженности и иногда даже злости. Если она чего-то не понимала или что-либо происходило не так, как она себе представляла, бабушка начинала нервничать и срываться на окружающих. Причем, абсолютно неважно кто это был. Но правда очень быстро отходила, где-то внутри признавая, что возможно не права. Сейчас был именно такой случай. Но когда мы через пятнадцать минут сидели за завтраком, бабушка снова была бабушкой. Охала и ахала, вытирая полотенцем еле проступившие слезинки.

  День длился очень долго. Одну половину я просидел с книгой, которую взял у С.У, еще на прошлой неделе. Так как она была у меня единственная, я всячески пытался ее растянуть. Да, честно говоря, в этот день особо и не читалось. Вторую половину дня, я прошлялся по улице. Просто так. Ближе к вечеру снова позвонила М.Э., а трубку снова взяла бабушка. Она сказала, что С.У, пока находится в реанимации и что возможно завтра его переведут в палату, подчеркивая возможно. И самое главное, она сказала, что пока посещения невозможны. В конце разговора она попросила бабушку передать трубку мне. Я был взволнован.

— Здравствуйте М.

— Здравствуйте М.Э. – мне показалось, что голос у меня дрожал.

— Вы уж простите, что так получилось, — неподдельно вежливо сказала она, — к сожалению, не удалось вас предупредить, чтобы вы не приезжали.

  Мне вспомнилось, что  в последний раз М.Э. обращалась ко мне на ты.

— Ничего страшного, — сказав эти слова, я понял, что не мог придумать ничего глупее, — Я имею ввиду, вам не стоит об этом говорить. Главное, чтобы с С.У, все было хорошо. — Вторая фраза была ничем не лучше. — Бабушка сказала, что приезжать пока нельзя.

  Несколько секунд в трубке была тишина.

— Да. Пока нельзя. С.У. сделали операцию и пока еще не перевели в палату. Так что я думаю, что на этой неделе, скорее всего не получиться.

 И опять в голове задвигалась целая стая тараканов. « Как не получиться?», «У меня же последняя книга?», «Я же должен спросить у С.У, можно ли мне приехать на дачу и взять еще несколько штук?» Я не понимал, откуда берутся подобные мысли. Понятно было лишь одно, бороться с ними очень сложно, но я пытался. Естественно мне было понятно, что все эти «идеи» не имеют никакого значения и самое главное, чтобы С.У. поправился, но факт остается фактом.

— А можно мне просто приехать? – спросил я.

— Я думаю, что это не обязательно. Тем более если его не переведут в палату. Как только можно будет приехать, я обязательно сообщу.

 Мне ничего не оставалось, как только согласиться. На следующий день, С.У. так и не перевели в общую палату, ближе к вечеру сообщила М.Э.. В какие-либо подробности она не вдавалась, сказав лишь, что его еще несколько дней продержат в реанимации. С чем это было связано, она не объяснила. Тоже самое было на следующий день, а в среду М.Э. не позвонила вовсе. Это был вечер, который дался наиболее тяжело. Причину отсутствия ее звонка можно было представить себе любую. От той, что М.Э. просто замоталась и забыла, до самой страшной, о которой я старался даже не думать. Хоть я совсем не знал М.Э., что-то мне подсказывало, что она не из тех людей, которые могут просто забыть, тем более если речь идет о таких вещах. Утром в четверг, раздался телефонный звонок. Я еще не успел уйти в школу. Бабушка была занята на кухне, поэтому трубку взял я.

— Алло! – достаточно громко сказал я, стараясь скрыть волнение.

—  М. здравствуй, это М.Э. – голос ее показался мне уставшим, — Я не очень рано?

— Нет, что вы?

— Просто вчера С.У. наконец пришел в сознание и сегодня его возможно переведут в палату.

— Пришел в сознание, — я неосознанно повысил голос, — вы же ничего об этом не говорили?

— Я подумала, что раньше об этом говорить не стоило. Зачем вам лишние переживания.

— Так-то оно так, но я и не думал, что все настолько серьезно. – Я решил не показывать свое негодование по этому поводу. В конце концов, кто я для них такой?

— Главное, что сейчас все в порядке. – По голосу я понял, что М.Э. улыбнулась.

— Скажите, как он себя чувствует?

— Сейчас сказать трудно, операция достаточно сложная. Теперь предстоит реабилитация и надо признаться достаточно длительная.

— Реабилитация? — переспросил я, — А что это?

— Скажем, это то время, за которое С.У. наберется сил и полностью восстановится.

— А… И сколько на это нужно времени?

— Ну… — мне показалось, что М.Э. сама не обладала такой информацией.  – Я думаю, что к Новому году все будет в порядке.

  Я очень сильно переживал за С.У. Искренне и по-своему. Мне показалось, что три месяца – это очень долго, не только для меня, но и для самого С.У. Так же это значило, что еще очень долго я не смогу получить новую книгу. Конечно, это не так важно, точнее, на фоне всего происходящего, это вообще не должно было иметь никакого смысла, но крайне сложно было себя в этом убедить.  Дальше произошло то, чего я никак не мог ожидать.

— Я вот что подумала, — продолжала М.Э. – Вам наверняка понадобятся книги. На дачу я вряд ли смогу приехать ближайшее время, поэтому приезжайте в выходные к нам домой, здесь библиотека не хуже. Я думаю, С.У. не будет против.

  Такого предложения я никак не мог ожидать. Об этом я мог только мечтать. Естественно я согласился, как бы это не смешно звучало.

  Вечером в пятницу снова позвонила М.Э. и сообщила, что С.У. перевели в общую палату и что она все выходные должна быть рядом. Но когда она сказала ему, что хотела показать мне их библиотеку и дать несколько книг, он настоял, чтобы М.Э. обязательно пригласила меня в субботу домой. На мой вопрос можно ли мне потом поехать с ней в больницу, М.Э ответила, что врачи пока не разрешают посещения. Тогда я попросил, чтобы она передала С.У, мои самые лучшие пожелания, после чего М.Э. продиктовала мне адрес их дома, и мы распрощались.