(1 оценок, 5,00 из 5)
Загрузка...
Этот небольшой рассказ лишь крохотная капля в бескрайнем море ужаса, который происходил на белорусской земле во время ее трехлетней оккупации…
Битва под Москвой, Сталинград, Курская Дуга и бегство солдат группы армий «Юг» с Кавказа остались позади. Всепоглощающая огненная лавина войны снова вернулась на многострадальную белорусскую землю. Хотя, кто-то, наверное, скажет, что она никуда не исчезала, и он будет прав. Около девяти тысяч белорусских населенных пунктов было сожжено и разрушено нацистами в период трехлетней оккупации. Больше половины из них немцы стерли с лица земли вместе с их жителями. В самой кровопролитной войне, где под час завоеватель не считался ни с какими-то либо кодексами чести и правилами ведения войны, ели конечно подобные утверждения уместны при том, во что втянула практически всю Европу нацистская Германия осенью 1939 года, погиб каждый третий житель Республики Беларусь.
Отступающие силы вермахта, доведенные до отчаянья, пережившие несколько суровых русских зим и утратившие веру в покорение пресловутого «жизненного пространства», ровняли с землей все, что попадалось на их пути. Многочисленные партизанские отряды на протяжении всех трех лет пока фашисты хозяйничали на землях от Бреста до Витебска и Бобруйска, терзали войска противника непрекращающимися диверсиями, не давая сполна ощутить все «прелести» оккупации. Изо дня в день партизаны, разбросанные по всей территории Белоруссии пускали под откос многочисленные железнодорожные составы, доставляющие на восточный фронт провиант, топливо и боеприпасы, подрывали наведенные вермахтом мосты и обрывали линия связи. Партизанская война, неофициально объявленная советским народом западным оккупантам, в Белоруссии приняла поистине колоссальные масштабы. В каждом местном жителе, в каждом старике, в каждой женщине, подростке солдат вермахта видел потенциального партизана, врага.
23 июня 1944 года, после долгой сверхсекретной подготовки, огромного количества отвлекающих маневров, началась операция, направленная на уничтожение группы армий «Центр» и на освобождение оккупированной Белоруссии, носившая кодовое название «Багратион». Дата начала наступательной операции тщательно скрывалась. Многие из командного состава Красной армии узнали о точном времени удара лишь накануне. Армады бомбардировщиков обрушили на оборонительные рубежи немецкой армии тонны авиационных бомб и снарядов, после чего сокрушительная сила артиллерии начала подготовку «благотворной» почвы для атаки двух советских фронтов.
Как и предполагала «ставка» верховного главнокомандования, немецкая армия не ожидала атаки русских на этом направлении, парируя ожидаемый контрудар на юге восточного фронта со стороны Украины, поэтому именно туда вермахт оперативно перебрасывал дополнительные дивизии для укрепления южного фланга, тем самым создавая ощутимые бреши в позициях группы армий «Центр». Подобному поведению немецких войск послужили именно отвлекающие действия советской армии и тщательная конспирация при подготовке удара, направленные на отвлечение внимания противника от процесса формирования ударной силы в районе западней Смоленска и Вязьмы. Когда же все подготовительные работы были завершены и количество сосредоточенных войск в районе предполагаемой атаки отвечало требованиям операции, армии 1-го белорусского и 1-го прибалтийского фронтов, с двух сторон по сходящимся направлениям ударили с плацдармов в районах Рогачева и Витебска, планируя сокрушить первые оборонительные линии вермахта и окружить столицу Белоруссии – Минск.
Несмотря на то, что оборона немецких вооруженных сил достаточно упорно встретила первый удар армии противника, оба советских фронта уверенно продвигались в глубь «Белорусского балкона». С течением времени, после окружения Витебска и капитуляции под Минском, неся ощутимые потери, армия вермахта, бросая технику, раненных и все то, что мешало оперативному отходу войск, устремилась к границам Польши и Восточной Пруссии, рассчитывая там закрепиться для отражения советского удара. Фельдмаршал Модель, назначенный в этот период командующим группой и считавшийся среди высшего генералитета гением обороны, даже он не в силах был остановить всепоглощающую русскую машину неминуемого возмездия.
Бесчисленное количество деревень и сел испытали на себе весь гнев остатков отступающей группы армий «Центр».
На окраине большой деревни, расположенной ближе к бескрайним болотам, окрасившимся вместе со всем многообразием растительности, плотно покрывающим его замысловатый периметр в издевательски зеленый цвет, стояли еще целые постройки. Некоторым повезло быть не тронутыми, а какие-то наоборот, были выстроены практически заново. Что же касается той части поселка, которая находилась вдалеке от топей, здесь все дома были в буквальном смысле слова втоптаны в землю, напоминая о своем былом существовании лишь торчащими на обугленной поверхности однотипными печными трубами.
Вокруг уцелевших домов и не только, толпилось большое количество народа. Старики, женщины, дети были согнаны в одну большую массу людей. Всюду слышались крики, детский плач, несмолкаемые рыдания женщин. Вдоль узкой, побелевшей от пыли дороги, идущей около деревни, стояли раскаленные от палящего солнца немецкие танки и бронемашины. Покрытые слоем пыли, они легко сливались с дорогой, словно переброшенные с северо-африканского театра действий, и не нуждающиеся в отдельной маскировке. В хаотичном порядке стояло большое количество мотоциклов и грузовых машин. Многочисленные немецкие солдаты, кто с голым торсом, кто с закатанными рукавами, сновали вокруг уцелевших домов в поисках оставшихся трофеев. Не вооруженным глазом было видно, что части немецкой армии, вероятно получив одобрение командующих на отступление, в связи с приближением советских войск, в спешке готовились к отходу с занимаемых позиций.
Многие местные жители, подгоняемые солдатами и «хиви», выполняющие роль грузчиков, носили какие-то мешки, чтобы затем загрузить их в кузов немецких машин. Несколько солдат двигаясь со стороны выжженной части деревни, тащили худую тушу убитой коровы. Вся скотина, которая чудесным образом уцелела, теперь шла на убой, чтобы превратиться в съестные запасы отступающей немецкой армии. Несколько очумелых и полуобщипанных гусей бегали между покрытой рыжей пылью артиллерии, тщетно пытаясь избежать приговора.
Вокруг стоял шум, люди кричали, словно пытаясь перекричать гул работающих танковых двигателей, которые неожиданно «ожили», готовые к отступлению. Несколько солдат в приказном порядке выводили кого-то из толпы, а затем ударами прикладов, без каких-либо объяснений, гнали в сторону грузовиков. Время от времени раздавались короткие выстрелы и автоматные очереди, вероятно прекращающие чьи-то страдания. Те из жителей деревни, кто находил в себе силы воспротивится приказам солдат, обрушивал на себя весь гнев потерявших былую уверенность солдат. Человека сбивали с ног, избивали ногами, не забывая про приклады винтовок. Как правило после подобных «воспитательных» работ, беззащитный испускал дух, вселяя еще больший страх в сердца взирающих на все происходящее односельчан.
Вдруг несколько танков, стоящие на обочине пыльной дороги, резко выпуская в воздух столбы черного дыма и повернувшись на месте на девяносто градусов, двинулись в сторону уцелевших домов. Уверенно преодолевая препятствия в виде поваленных заборов, одиноких высохших деревьев и всего того, что осталось от деревни после их пребывания, резко меняя направление движения, танки приближались к хилым постройкам, привлекая к себе взгляд всех окружающих. На фоне урчания моторов снова и снова раздавались выстрелы. Пришедшая в движение техника, резко посеяла новые зародыши паники в загнанной в угол толпе. Детский плач снова усилился. Многих мужчин, тех, кто был по крепче, ударами ружий и автоматов отделяли от толпы, заставляя двигаться в сторону грузовиков, где их не менее «усердно» загоняли в кузов. Кричащие женщины, получая акцентированные удары по всему телу, руками цеплялись за своих мужей и отцов, тщетно пытаясь противостоять судьбе.
Определив цели, немецкие бронемашины неслись к покосившимся домам. На полном ходу врезавшись в почерневшую стену первой постройки, первый танк буквально в щепки разнес то, что еще секундой назад было домом. Резко остановившись, железный монстр огрызнулся очередной струей черной копоти и включил задний ход. Ощущая свое бессилие, огромная толпа жителей взорвалась очередным воплем. Резко дернувшись, кто-то из женщин, выбежал из толпы в сторону орудующих танков. Светлое разодранное платье словно шаль волочилась по земле, путаясь в ее ногах. Сделав несколько шагов, женщина упала на пыльную землю, держа в грязных руках белую косынку. Красные, но в тоже время сухие, абсолютно опустошенные глаза женщины, отрешенно смотрели с бледного, как косынка лица. Один из солдат вермахта охраняющий толпу, подбежал к женщине, и схватив ее за растрепанные волосы, потащил обратно. Не издавая никаких звуков, женщина не сводила глаз с движущихся немецких бронемашин, перебирая окровавленными ногами в такт с движениями солдата.
Включив задний ход, танк на полном ходу взгромоздился на гору почерневших останков разрушенного дома, а затем снова остановив движение, закрутился вокруг своей оси, уничтожая оставшиеся следы. Чуть дальше, второй танк, не ускоряясь, и не прилагая особых усилий, сносил одну постройку за другой. В дальней части деревни несколько сараев, обложенных обломанными досками вместе с высохшей от солнца травой, запылало, поднимая в небо языки красного пламени. Постепенно окраина деревни превратилась в одно большое пожарище. Не взирая на огонь, танки сносили пылающие дома, разбрасывая в разные стороны огненные осколки.
Грузовики вслед за танками зашумели хриплыми двигателями, сигнализируя о скором отправлении. Десятки солдат, словно откликаясь на призыв техники, поспешили к точке отправления. Люди в толпе взволнованно смотрели друг на друга в ожидании неизвестного. Какое-то хаотично-суетливое движение обуяло все вокруг. Низко стелящийся дым от горящих домов, черной пеленой окутал растерянную толпу людей. Солдаты, за исключением тех, в чьи обязанности входила охрана местных жителей, по-прежнему сновали по разрушенным дворам в поисках добычи. К немецким грузовикам тащили все, что могло пригодиться при отступлении. Что же не получалось забрать с собой, тут же уничтожалось.
Немецкие танки за несколько минут уничтожили практически все уцелевшие дома. Человеческие вопли в толпе усиливались с каждой секундой. Автоматные выстрелы, пробиваясь через гул пожарищ и рев двигателей тяжелой техники, сдерживали теряющую человеческий облик толпу. Все происходящее вокруг постепенно перерастало в еле сдерживаемую людскую агонию.
Из одного еще уцелевшего здания, находящегося рядом с местом, где была сконцентрирована техника, выбежали несколько офицеров. Часть из них сразу направилась к автомобилям, а двое, уверенно ступая по пыльной земле и периодически теряясь в черных клубах дыма, приблизились к толпе людей, уже с трудом сдерживаемой солдатами.
Один из офицеров, подходя к толпе, резко достал из кобуры пистолет, и подняв руку вверх произвел несколько выстрелов. Никто их не услышал в окружающем безумии, приблизившемся к своему апогею. Затем, не опуская руки, он что-то выкрикнул, бросая холодный взгляд на солдат, сдерживающих толпу. Без лишних вопросов, и не тратя время «даром», больше двух десятков солдат погнали толпу людей в сторону от дороги. Очумелые пленники, прижимаясь друг к другу, спотыкаясь и падая на землю, под ударами немецких прикладов, медленно поползли в сторону большого черного сарая, расположенного вдалеке от эпицентра событий, и видимо специально не разрушенного танками.
Снова и снова раздавались выстрелы. Несколько человек из толпы упали в пыльную землю словно подкошенные. Две бронемашины, сравнявшие с землей последние дома, снова вернулись на исходные позиции, рыча мощными двигателями. Все вокруг напоминало конец света. Подожженные постройки постепенно разгорались, размахивая на фоне голубого небосвода языками разрастающегося пламени.
Тем временем толпа все ближе и ближе теснилась к огромному сараю. В обезумевших лицах местных жителей, постепенно проглядывало осознание предстоящего. Несколько человек, не взирая на большое количество конвойных, рванулись из толпы в сторону пылающих домов. В этот момент ближние к беглецам солдаты, резко передернув затвор автоматов, короткими очередями моментально остановили секундный человеческий порыв на пути к мнимой свободе. Женщины вопили, детские лица исказились в ужасных гримасах, безнадежно вжимаясь в полуоголенные плоти своих матерей.
Рявкнул тяжелый металлический засов, и широкие ворота сарая распахнулись, «приглашая» пятившихся и спотыкающихся людей к последней черте. Немецкие офицеры что-то прокричали, будто подгоняя своих подчиненных. Несколько солдат еще усерднее заработали прикладами, периодически выпуская в воздух короткие очереди.
Теперь в толпе не осталось ни одного человека, который бы не понимал, что происходит. Лишь грудные дети, захлебывающиеся в собственном плаче, и не способные перекричать рев моторов, казалось не могли понять все окружающее. Толпа постепенно все больше и больше сжималась перед широким входом в сарай. Те, кто находился дальше от входа, машинально давили на тех, кто оказался ближе к распахнутым воротам. Еще несколько человек в попытке бегства рухнули на пыльную землю, подкошенные выстрелами разъяренных солдат вермахта.
Хаотичное движение массы людей остановилось. Ближние к входу, не желая самовольно двигаться на встречу смерти, встали, как вкопанные, еле сдерживая натиск остальных, включая не унимающихся конвойных. Со стороны готовых двинуться с места грузовиков, на подмогу оккупантам, направилось еще несколько солдат. Подбежав к остальным, они резко вклинились в толпу. Обессиленные люди под натиском солдат, медленно стали втискиваться в ворота сарая.
* * *
Сквозь густую листву деревьев, плотно окутавших практически весь периметр болот, через потемневшие линзы бинокля достаточно плохо просматривалось все происходящее на окраине деревни.
— Пылает, товарищ майор. – негромко сказал молодой сержант, упершись грудью в небольшой пригорок, поросший высохшим мхом, и практически в упор глядя на своего командира.
Серое лицо командира было напряжено в попытках разглядеть, что происходило за потемневшими окулярами бинокля.
— Да вижу, сержант, вижу…
Обзор деревни из занимаемой позиции был действительно плох, но тем не менее высокие языки пламени и черная копоть дыма были видны не вооруженным глазом. Сержант нервно глядел на майора в ожидании приказа. Он был уверен, что с минуты на минуту, командир отдаст команду атаковать деревню.
Командир не отрывался от бинокля. От периодического прищура, на его лице то увеличивались, то уменьшались не глубокие, но весьма острые морщинки. Чуть ниже слегка приподнятого козырька фуражки, две могучие ладони плотно прижимали к лицу оптику.
Спустя несколько минут пристального взгляда в окраины задыхающейся от огня и урчащих танковых моторов деревни, майор буквально оторвал бинокль от глаз, оставив его раскачиваться на кожаном ремешке, обвитом вокруг почерневшей от пыли шее, и сняв одной рукой с головы фуражку, грубым рукавом утер со лба пот.
Сержант по-прежнему вопросительно смотрел на командира.
Вернув головной убор на место, майор, прищурив глаза, снова вгляделся в даль сквозь хаотично танцующие ветки деревьев.
— Рано. – вдруг неожиданно вымолвил он, резко опускаясь на дно естественного окопа.
Неожиданно это звучало потому, что сержант ни на долю не сомневался, что приказ командира будет однозначным – «выдвигаться на окраину деревни, для ее очистки от отступающих сил противника»
— Как рано? – судорожно переспросил сержант.
— Надо дождаться подкрепления. Сами мы не справимся.
Растерянно взглянув на своего командира, сержант машинально опустился на выступ, покрытый густой травой.
— Ступай к остальным и скажи, чтобы были на чеку.
— Товарищ майор, мы должны выдвинуться к деревне! – резко встав на ноги, выпалил младший по званию.
-Мы должны сохранить личный состав до прихода подкрепления! – бросив колкий взгляд на подчиненного, отчеканил майор, — Выполнять приказ.
Схватив в руку трофейный «шмайсер», и слегка пригнувшись, сержант посеменил вдоль сверкающих на пробивающихся через густую листву солнечных лучах топей.
Приподняв козырек к верху, майор снова прильнул к биноклю.
* * *
Мощные удары прикладов и выстрелы по беспомощной толпе делали свое дело. Огромное количество людей — старики, женщины и дети медленно втискивались в широкие, но теперь казавшиеся очень тесными ворота. Несколько людей, сраженные выстрелами лежали на пыльной, с каждой секундой все больше и больше раскаляющейся от окружающего пожарища земле. Босые ноги, тяжелые сапоги, а кто-то и вовсе коленями, ступали по теплым телам, под натиском фашистов.
Один из офицеров продолжал что-то кричать, вероятно вновь и вновь подгоняя своих солдат для скорейшего завершения дела. Обезумевшие люди из смятой толпы в очередной бессмысленной попытке как-то повлиять на происходящее, бросались с голыми руками на немецких солдат, но короткие автоматные очереди быстро сводили все эти попытки на нет. Теперь человеческие вопли и детский плач достигли таких масштабов, что были способны заглушить гул рокочущей вокруг бронетехники. Нанося сокрушительные удары по «краю» толпы, взбешенные солдаты старались как можно быстрее загнать толпу в под крышу сарая, вход в который теперь был практически устлан телами тех, кто не пожелал разделить участь остальных.
Прошло еще несколько минут и дело было сделано. Огромная масса людей, словно загнанные беспомощные животные, оказалась в капкане, который непременно должен был захлопнуться. Несколько солдат по-прежнему сдерживали толпу, несмотря ни на что все еще пытавшуюся вырваться из оков смерти, в то время как четыре человека, по двое с разных сторон, преодолевая сопротивление лежащих на земле тел, пытались закрыть тяжелые деревянные створки ворот.
Перекошенные от времени и собственного веса двери сарая, с трудом поддавались. Чтобы закрыть их до конца, солдатам приходилось оттаскивать тела убитых в сторону. Тот, кто пытался помешать озверевшим нацистам захлопнуть ворота, выставляя вперёд уже перебитые немецкими прикладами руки, либо снова получал несколько ударов, либо несколько выстрелов заставляли его очутиться среди тех, кто еще несколькими минутами ранее стоял с ним бок о бок, а теперь с кровавыми пятнами на белой рубахе лежал в толстом слое серой пыли под ногами остервенелых немцев. Несколько тел солдаты оттащили в сторону от сарая, а некоторых убитых пытались чуть ли не запихать во внутрь вместе с живыми.
Немцы выдохлись. Под палящим солнцем, все больше и больше ощущая жар разгорающегося вокруг пожара, солдаты начинали терять не только человеческий разум, но и облик. Удары становились все сильнее и безжалостней. Не прекращающийся ни на секунду «хор» из множества детских голосов, с каждой секундой все больше и больше разжигал закипающий котел терпения солдат вермахта. Правая створка ворот практически закрылась, а левая никак не поддавалась, упершись в тела лежащих людей и руки не перестающих сопротивляться. Еще несколько подбежавших солдат со всей силой навалились на ворота, постепенно приводя их в движение. Вторая створка медленно закрывалась, увлекая за собой как пока еще живых, так и тех, кто рухнул в пыль, сраженный немецкими автоматами.
Через мгновение две створки сомкнулись. Один из солдат поднял тяжелый засов, и закинув его на широкую металлическую петлю, воткнул в отверстие подготовленный заранее железный клин. Изнутри сарая слышался громкий стук человеческих рук и ног. Детский плач и крики потерявших рассудок женщин, теперь напоминал приглушенные вопли диких зверей, попавших в смертоносную западню, спасения из которой нет.
За считанные минуты солдаты обложили сарай несколькими кучами сухой соломы, параллельно облив их горючим из большой черной канистры. Один из офицеров, который все еще находился здесь, снова что-то выкрикнул, медленно погружая «Браунинг» в черную кобуру. Уловив приказ, все солдаты резко отбежали от сарая, уступив плацдарм лишь одному, держащему в руках горящую головешку. Еще один резкий крик и солдат, быстро подбежав к сараю, поджег сначала одну сторону, а затем аккуратно придерживая на бегу винтовку, переметнулся к другому, и бросил горящее полено в большую кучу пожелтевшей травы.
Несмотря на жуткий гул рева немецких танков, шум ветра, разносящего по округе большие горящие искры, отчетливо слышался треск сухой разгорающейся травы. Острые языки пламени, молниеносно поглощая сухую солому, вгрызались в раскаленные от солнца и огня стены сарая.
* * *
Через широкие ветки больших деревьев солнце практически не пробивалось. Но не взирая на это, а также на то, что вокруг было много воды, трясины и наполненных влагой кочек, в низком и узком блиндаже было невыносимо жарко. Майор сидел в середине, склонившись над небольшим низким столом, с торца которого, с трудом умещаясь на узкой, грубо отесанной скамейке, расположился связист. Его вытянутое, покрытое небольшой щетиной лицо выражало напряжение, а большие черные наушники плотно облегали худое лицо радиста.
Облокотившись одной рукой на стул, майор снял покрытую белесой пылью фуражку и вытер со лба почерневшие капли пота.
Время шло. Подкрепление не поступало.
У входа в блиндаж, присев на корточки сидел молодой сержант, периодически поглядывая на не поднимающего голову майора.
Теперь, даже через густую листву деревьев, отчетливо было видно летящий по небу черный дым горящей деревни. Несколько солдат, сидевших чуть поодаль от блиндажа, о чем-то тих переговаривались.
— Ну что там? – неожиданно для всех, резко выпалил майор.
Отведя от уха один наушник, связист бросил на командира взгляд, и немного помешкав, ответил:
— Пока тишина.
Сделав глубокий выдох, майор резко встал, и пригнувшись быстро вышел из блиндажа. Расположившиеся рядом с укреплением солдаты бросили на командира вопрошающий взгляд. Не поднимая головы, майор прошел по узкому окопу в сторону от блиндажа, и прикурив папиросу, облокотился на пологие края неглубокой траншеи.
Невольно глаза командира, сквозь густую листву смотрели в почерневшее небо. С этой позиции, даже через бинокль было совершенно не видно, что происходит в деревне, но жгучая тревога давно закралась в душе майора. Сделав несколько глубоких затяжек, он резко кинул окурок в сторону и вернувшись к блиндажу, засунул голову в узкий проход:
— Ну, что там?
* * *
Красные языки разрастающегося пламени быстро окутывали стены сарая, постепенно вползая на соломенную крышу. Звонкий хруст разгорающейся древесины, сливаясь в единую песнь смерти вместе с воплями людей, окончательно заглушил гул моторов. Несколько солдат еще стояли перед воротами, готовые в любую секунду пристрелить любого, кто «чудесным» образом смог бы вырваться из адского пламени.
Позади солдат, широко расставив ноги стоял немецкий офицер, крепко сцепив за спиной руки. Его загорелое от белорусского солнца лицо, не выражая никаких эмоций, словно застыло в ожидании чего-то.
Крики людей, словно летящие из щелей объятого пламенем сарая, теперь больше походили на что-то, что просто не могло существовать на земле. По воротам сарая, с обратной стороны, куда уже проникли огненные языки, продолжали стучать руки и ноги людей, словно отстукивая последние удары пока еще бьющегося сердца.
В считанные минуты, пламя полностью окутало постройку, превратив его в огромный пылающий факел. Постепенно прекратился и «человеческий» стук, а затем и гул людских голосов. Теперь было отчетливо видно, как раскаленные добела языки пламени, принимая разные причудливые формы, вырывались сквозь расширившиеся щели пылающих стен.
Офицер в очередной раз молча поднял руку вверх, и резким движением указал солдатам на готовую двинуться с места технику.
Снова взревели кипящие от раскаленной атмосферы двигатели, и мощный авангард немецких бронемашин, подбрасывая вверх сухие ошметки земли, тяжело двинулся на запад.
* * *
Не снимая наушников, радист поднял на майора покрасневшие от усталости глаза и отрицательно покачал головой.
Резко сплюнув, майор сдернул с головы фуражку и вновь посеменил по узкому окопу.
— Может без приказа, товарищ командир? – раздался голос сержанта, — Не успеем же?
Майор бросил на молодого солдата суровый, но в тоже время растерянный взгляд, и вернув на место фуражку, засунул в рот папиросу.
Жестко ее закусив, командир на мгновение замер будто договариваясь о чем-то со своей собственной совестью.
Все солдаты смотрели на своего командира. Хлестким движением руки майор выдернул изо рта еще не прикуренную папиросу:
— А….!!! Сержант, поднимай полк. Может еще и успеем…
05.08.2017