Лучший друг

Очень плохоПлохоСреднеХорошоОтлично (1 оценок, 5,00 из 5)
Загрузка...

Эта небольшая история о том, во что может в итоге «вылиться» поездка к другу… Лучшему другу… Покойному другу…

  Война несколько лет, как закончилась. Европа постепенно приходила в себя после длительной оккупации. Где-то раны заживали чуть быстрее, а где-то процесс затягивался на долгое время. Я был проездом в небольшом городке Норидж, что не далеко от восточного побережья, и не по собственной воле, а по зову долга. Несколько недель назад скончался мой лучший друг Джеймс Страуд. Хоть дружба наша по масштабам всей жизни была и не столь продолжительной, я думал, что с уверенностью могу назвать ее настоящей. В силу некоторых обстоятельств, а именно большого количества неотложной работы, которой, увы, никак нельзя было пренебречь, даже несмотря на озвученную причину (вероятно, многие меня осудят), выбрать время для поездки я смог спустя лишь практически месяц.

 Когда поезд, следовавший из Манчестера, остановился около низкого перрона, покрытого увесистым слоем маслянистой пыли, и я его покинул, самое большое чувство, которое меня преследовало, было чувство голода. Решив не тратить времени на поиски более-менее приличного ресторана, так как времени до отправления автобуса, который должен был доставить меня в конечный пункт, оставалось не так много, я вошел в первую попавшуюся забегаловку. Что тут скажешь, в былые времена при одном только виде внутреннего убранства этой привокзальной харчевни меня бы стошнило, и я вылетел оттуда, как пробка из бутылки. Теперь же, минувшая война навязала свои правила, разрушив при этом все былые стереотипы. Опять же не стоит забывать про  то, что голод далеко не «тетка».

  Присев за свободный столик, коих ради справедливости надо сказать было не так уж много, я попросил меню. Подошедший через несколько минут толи официант, толи просто бродяга, потому, как по внешнему виду он выглядел никак иначе, невнятно пробубнил весь ассортимент их кухни, и достав из кармана засаленных брюк ровным счетом такой же блокнот, приготовился записывать мой заказ. Пусть это и не так важно, но я тем не менее скажу, что обед мой состоял из порции тушеного риса с овощами, двух отбивных, к которым, кстати, также полагались овощи, видимо, с расчетом на таких как я, и кружки темного пива. Проверив мой заказ, бродяга-официант удалился, а я принялся глазеть по сторонам. Война хоть и научила меня многому, но привыкнуть к царившей вокруг нищете и разрухе, я так и не смог. И дело было не только в обшарпанных стенах окружающей меня забегаловки, в конце концов, подобное, в той или иной степени имело место быть всегда. Люди, а попросту народ, никак не могли привыкнуть к тому, что дело пошло на поправку. По-прежнему каждый кусок на столе казался последним, а кружка пива может и не была чем-то фантастическим, но имела свойство доставить особенное удовольствие.

  К моему удивлению официант вернулся достаточно быстро, держа в руках широкий, с отколотыми краями, деревянный поднос. Громко опустив его на край моего стола, он ловким движением поставил передо мной большое блюдо с рисом и кружку пива.  Крупный, разваренный практически в кашу рис, вперемешку с чем-то подозрительным, что имело коричневый, практически черный цвет (судя по всему, именно это и были овощи), полностью был прикрыт двумя большими кусками жареной свинины. Выглядело все это, надо признаться, не особо аппетитно. Отбивные были с толстыми жировыми прослойками, а сверху облиты чем-то вроде соуса, как мне показалось состоящего из того же самого жира. Но, как я уже говорил, голод не тетка, а по сему, смочив горло большим глотком пива, я принялся за еду. Хочу сказать, что внешний вид моего обеда резко отличался от его содержания. Содержимое тарелки было не только съедобно, но и вкусно. Вероятно, чувство безумного голода, которое с каждой минутой становилось все больше и больше, слегка и приукрасило общее впечатление от наступившей трапезы. Буквально за несколько минут (мне так показалось) покончив со своим обедом, я снова подозвал к себе официанта. Видимо, рассчитывая на щедрые чаевые, он резко прервал беседу с очередными клиентами, и буквально через мгновение, прошаркав тяжелыми ботинками через весь зал, оказался около моего столика. Оперативно-подавленное чувство голода уступило место гурманству. Время до автобуса еще оставалось предостаточно, так что недолго думая, я решил выпить чашку кофе, при этом, не отказывая себе в удовольствии выкурить хорошую сигару. Бродяга быстро шмыгнул в подсобку, позабыв при этом про предыдущих клиентов, которые что-то тщетно кричали ему в след, а спустя еще пару минут снова вернулся ко мне с чашкой горячего кофе и сигарой на подносе. Я не был курящим, но понять разницу между добротной кубинской сигарой и каким-нибудь французским ширпотребом, мог. То, что мне принес официант, скорее всего, относилось ко второй категории, но как уже было сказано, в теперешних послевоенных условиях приходилось радоваться и этому.

  Я сидел за столом, тщетно пытаясь нащупать в памяти чувство голода, которое еще совсем недавно пожирало меня с головой, параллельно потягивая сигару, и чередуя ее с небольшими глотками ароматного кофе. Свободных мест вокруг меня не осталось. Да это собственно и не удивительно. Близился полдень, поэтому многие работники вокзала (и не только) спешили в ближайшие забегаловки на ленч. Рацион на столах окружающих меня работяг (по-другому и не назовешь; грязные, с сухими обветренными лицами) был достаточно разнообразен, во всяком случае, для этого времени и для этого места. Кто-то прямо руками ел жаренную картошку, некоторые, большими алюминиевыми ложками хлебали из тарелок что-то вроде супа или похлебки, иные заказав одну большую сковородку жаренных потрохов на всех, не переставая галдеть, пытались насадить на вилку самый лакомый кусок. Кто-то был предельно увлечен приемом пищи, кто-то же, наоборот, в процессе еды не гнушался обсуждать какие-то, видимо, наболевшие темы, при этом обильно жестикулируя. Объединяло всех находящихся в забегаловке людей то, что на каждом столе было огромное (в моем понимании) количество пива.

  Я смотрел по сторонам и ловил себя на мысли, что все происходящее вокруг меня, ничто иное, как возрождение жизни. Быть может, кто-то со мной не согласится, сказав, что вторая мировая война, в отличие от первой, хоть и нанесла существенный урон Великобритании, но если сравнивать причиненный ущерб с тем, что пришлось пережить Польше или допустим Франции, не говоря уже о России, официальная цифра в четыреста пятьдесят тысяч человек убитыми, покажется ничем. Что ж, поспорить сложно. Могу сказать лишь одно, цифры конечно это реальная и конкретная вещь, против нее как говориться не попрешь, но тем не менее, это никак не может ослабить тот ужас, который испытал британский народ во время адских бомбардировок Ковентри, Бирмингема или например Лондона.

  Небольшой городок Норидж, в котором я находился, лежал относительно недалеко от побережья, поэтому, когда Люфтваффе на рубеже 1940-1941 годов пытались подмять под себя особо значимые территории британского острова, устраивая массовые налеты со стороны Северного моря, жители восточного побережья сполна познали все ужасы по пыток гитлеровской оккупации. Пусть времени с того момента прошло уже предостаточно, отголоски войны, словно призраки продолжали бродить по полуразрушенным улицам небольшого городишки. Часть зданий успели восстановить, часть только собирались, ну, а в большинстве своем, все выглядело так, как и несколько лет назад.

  Но, несмотря на все вышесказанное, сидя за столом обшарпанной харчевни, и словно ребенок оглядываясь по сторонам,  я четко ощущал оттепель, читавшуюся на лицах людей, окружающих меня. Оттепель, зарождавшуюся где-то глубоко в сердце. От этих мыслей на душе становилось вдруг как-то спокойно и безмятежно.

  В реальность меня вернуло что-то увесистое, что словно пресс, тяжело опустилось мне на плечо. Слегка повернув голову в сторону, я увидел здоровенного детину, неожиданно выросшего за моей спиной.

—  Свободно? – бросая взгляд на все еще пустующее (единственное) место напротив меня, выпалил здоровяк.

  Признаться, из-за неожиданности, с которой появился мужчина, я немного растерялся.

— Значит свободно! – не дожидаясь моего ответа, и громко отодвигая тяжелый стул, пробасил нежданный гость.

  Через несколько секунд могучий здоровяк плюхнулся на тяжелый дубовый стул напротив меня, стянул с головы широкополую шляпу, оголив на затылке блестящий островок, обрамленный взъерошенными вспотевшими волосами. Несколько раз глубоко вздохнув, а затем также глубоко выдохнув, одной рукой приглаживая подобие длинных волос, другой, стал махать из стороны в сторону, пытаясь привлечь внимание официанта, который словно загнанная белка носился (если возможно применить подобное определение) от стола к столу.

  Это был высокий человек, не менее шести футов ростом, с широкой, как у быка шеей. Из под расстегнутой на груди рубахи выпирала большая охапка черных волос. Кожа на лице, шее и руках, то есть там, где ее можно было разглядеть, имела багровый, практически красный цвет. Чем это вызвано, на первый взгляд определить было достаточно сложно. На моряка этот звероподобный человек не походил, хотя бы по внешнему виду, а определить его род деятельности вот так сразу, было невозможно. Большое, широкое, с угловатыми скулами лицо, как и блестящий затылок, было покрыто слоем свежего пота. Крупные широко поставленные глаза с пожелтевшими зрачками, бросая то туда, то сюда колкий взгляд, старались уследить за всем, что происходило вокруг. К моему очередному удивлению официант достаточно быстро очутился около моего гостя. Не позволив, наверное, в сотый раз проговорить официанту весь ассортимент забегаловки, детина громким бурлящим голосом сделал свой заказ, словно бывал в этом месте не раз. После того, как бродяга удалился, параллельно принимая еще несколько заказов, мой собеседник (как оказалось в дальнейшем) с грохотом встал со стула, с трудом снял прилипший к мокрой рубашке довольно плотный длинный кожаный пиджак, и прежде, чем снова опустится на стул, протянул мне руку.

— Хасли! Алан Хасли!

  Я слегка привстал со стула и пожал большую загрубевшую руку.

— Том Битрэйер!

  По взгляду здоровяка было понятно, что он так же, как и я несколькими минутами назад, был безумно голоден. Поэтому мне показалось, что на мое имя он особого внимания не обратил.

  Поняв, что в данный момент он явно не расположен к беседе, я снова принялся глазеть по сторонам. Повторюсь, время, остающееся до отправления моего автобуса, это позволяло. Тем временем официант не переставал удивлять своей оперативностью. Не успел я еще раз окинуть взором все происходящее вокруг, как он уже стоял около нашего стола с подносом в руках. А еще через несколько секунд перед моим соседом стояла большая сковородка с жареными потрохами, огромный ломоть черного хлеба и две пинты темного пива. Опрокинув в себя залпом практически половину кружки, здоровяк принялся за еду. Признаться, зрелище было не из приятных. Да что уж там, на джентльмена этот здоровенный детина, со стекающими струйками жира из уголков широченного рта, явно не походил. Более того, звуки, которые Алан Хасли издавал во время приема пищи, были очень схожи с теми, что я слышал в детстве, когда приезжал к своему дяде на ферму. Содержимое сковороды, по-моему мнению, рассчитанное, как минимум на двух-трёх человек, таяло на глазах. Когда блюдо практически опустело, здоровяк снова кинул на меня колкий взгляд, а затем все-таки заговорил.

— Полагаю, вы не здешний? – выпалил Алан, сделав небольшую паузу, видимо для того, чтобы перевести дух.

  На его широком морщинистом лбу проступили большие мутные капли пота. Дыхание было тяжелое, учащенное. Не сильно расположенный к полноте, большого роста, широкоплечий, и в принципе, чисто внешне тянувший максимум лет на сорок, выглядел он, мягко говоря не очень.

— Да, а как вы догадались? – ответил я, переключая свое внимание на собеседника.

  Сразу ответа не последовало, потому, как слегка отдышавшись и осушив вторую пинту пива, он снова принялся за еду. Ответа на вопрос пришлось дожидаться. Закинув в себя еще несколько вилок жаренного подобия мяса, Алан вытер рукавом жирные губы, опрокинулся на спинку стула и одарив меня чем-то вроде улыбки (видимо, чувство сытости медленно, но верно наполняло его сущность), а параллельно еще и дожевав остатки мяса, наконец ответил:

— Догадался? – улыбка здоровяка стала еще шире, — Так что тут догадываться? – он снова облокотился руками на стол, — «Мы на вокзале – это раз, ну, а во-вторых, только приезжего могло занести в подобную забегаловку».

  Признаться, ответ Хасли не был для меня откровением.

— Так я прав?

  Я молча кивнул головой. Судя по всему, довольный своей находчивостью Алан, перед тем, как приняться за остатки своего обеда, задал еще один вопрос:

— Ну, и как вам здесь?

  Что сказать, вопросы моего чудо-собеседника не отличались особой оригинальностью. Видимо, он их задавал только потому, что не сильно хотел сидеть за столом в полном молчании. Наверное, ему хотелось, чтобы его развлекали, пусть и так посредственно.

— Смотря, что вы имеете ввиду?

В отличие от меня, Хасли моего вопроса не понял. По крайней мере, мне так показалось, когда я снова почувствовал на себе его колкий взгляд.

— Я имею ввиду, как вам Норидж? – пытаясь скрыть раздражение, громко проговорил он.

  Я крепко затянулся сигарой, допивая последний глоток уже остывшего кофе.

— Так, стоп. Сдается мне, что Нориджа вы не видели. – потное лицо Хасли приняло вопросительный вид, — «Я прав?»

— Абсолютно. – спокойным тоном ответил я, выпуская плотную струю дыма.

— Тогда могу вам смело сказать, что вы не видели не только Норидж, но и Норфолк*. – проговорил Хасли, тщательно вычищая пустую сковороду горбушкой черного хлеба.

— Вы думаете? – вяло поддерживая разговор, спросил я.

— Уверен. Нет, теперь конечно город не тот, нежели чем пятьдесят или шестьдесят лет назад, плюс бомбежки, но тем не менее. Это теперь Норидж просто город, а еще несколько десятков лет назад, поверьте, это было что-то.

— Осмелюсь предположить, что вы-то как раз здешний? – чуть с большей охотой я продолжил беседу.

  Хасли улыбнулся во все тридцать два зуба.

— С чего вы взяли, сэр?

— Ну, как с чего? Такие познания. Я вот, допустим, не только здесь впервые, но и без этого, мало, что слышал об этом городе.

— Вы из Лондона? – неожиданно спросил Алан.

— Из Лондона? – переспросил я, — «Почему?»

— Наверняка вы достаточно много знаете об этом городе, не правда ли?

— В общем, может мои познания и не энциклопедические, но с общеизвестными фактами  я естественно знаком.

— Так с чего же вы взяли, что я из Нориджа?

  Признаться, я не совсем понял, почему Хасли просто не ответил, что он так же, как и я находится в этом городе проездом или в гостях, а прибег к демонстрации своего, надо полагать, остроумия. Вероятно, от подобных вещей он просто получал удовольствие, а может все было и проще – такова была его натура. Я склонялся к варианту номер два.

  Попытавшись изобразить добрую улыбку, я просто развел руками. Окончательно вычистив сковороду, Хасли еще раз кликнул официанта. Когда тот подошел, Алан вежливо поинтересовался желаю ли что-нибудь я, и услышав отказ, заказал еще одну кружку пива, не забыв о сигаре.

— Раз уж вы не местный, позвольте поинтересоваться, куда держите путь, если это конечно не секрет? – спросил он.

  Еще раз прикурив потухшую сигару, я откинулся на спинку стула, и стараясь быть максимально доброжелательным (не известно зачем), ответил:

— Да, собственно ничего секретного нет. Я направляюсь в Лоустофт.

  На фоне резко поднявшихся от удивления бровей, лицо Хасли неожиданно выразило резкое удивление.

— В  Лоустофт?

— Да.

— Гм… — Алан «подвинул» свое могучее тело ближе к столу, — «Все интереснее и интереснее».

*Норфолк – графство на востоке Англии, в 160 км от Лондона, главным городом которого является Норидж.

— Полагаете?

  Хасли кивнул.

  Что-то в этом человеке все-таки было. Несмотря на, не побоюсь этого слова – отвращение, которое он, безусловно, вызвал у меня в первые минуты нашего знакомства, человек он был непростой. Хитрые, постоянно снующие по сторонам глаза, в нужный момент были способный выразить интерес, а может даже сочувствие.

— По работе, или может быть вдохнуть морского воздуха? – продолжал он.

  Теперь в пору было улыбаться мне. Откровенно говоря, я не хотел рассказывать первому встречному истинную причину своей поездки, но что-то придумывать на ходу, про ту же самую работу или морской воздух, не хотелось еще больше. Поэтому я решил в двух словах, ничего не выдумывая, рассказать своему собеседнику с какой целью я направляюсь в Лоустофт.

— Нет, ни то и ни другое. – я выдержал небольшую паузу. Мысль о том, что может быть все-таки не стоит рассказывать Хасли зачем я направляюсь в Лоустофт еще теплилась. – «Я еду к своему другу».

  Тем временем официант принес Алану кружку пива и сигару. Тот, как можно быстрее прикурил, отхлебнул большой глоток пива и снова вернулся в беседу.

— Смею предположить, ваш друг рыбак или что-то в этом роде?

  Разговор принимал совершенно бессмысленный и пустой характер. Прежде чем ответить на вопрос, я посмотрел на часы. Время до отправления автобуса, как на зло, еще оставалось.

— С чего вы взяли?

— Ну, насколько я знаю, сейчас в подобных местах, я имею ввиду после войны, не все гладко. Поэтому чем еще можно заниматься на побережье? По моему мнению, лишь рыбалкой.

  Сделав еще один большой глоток пива, Хасли рассмеялся. Быть может, мне стоило встать и откланиться, но не знаю почему, я продолжил разговор.

— Боюсь, что сейчас он не занимается ничем. По той простой причине, что несколько недель назад он умер.

  После моих слов здоровяк чуть не поперхнулся очередным глотком пива.

— Прошу простить меня мистер Битрэйер. – откашлившись выдавил он.

  Я лишь коротко кивнул в ответ. Честно говоря, извинения этого явно невоспитанного, хамоватого и уже успевшего захмелеть детины, для меня были просто пустые слова. Если бы он  их не произнес, я бы этого не заметил.

— Позвольте поинтересоваться, как это произошло? – с интересом, вроде бы, как даже неподдельным, спросил Алан.

  «Этого еще не хватало» — подумал про себя я. – « С какой это стати, я должен ему все рассказывать?» «И вообще, не слишком ли много вопросов задает этот здоровяк». И в очередной раз слова мысли пошли в разрез со словами.

— Вам действительно это интересно?

— Ну, да, а вас это удивляет?

  Меня это не удивило, скорее, это обстоятельство все больше разжигало во мне чувство неприязни к своему собеседнику.

— Да, не то чтобы. Мне просто не совсем ясно, какое вам до этого дело? – эмоции понемногу начинали меня захлестывать.

— Собственно, дело мне никакого до этого нет, – Хасли посмотрел мне прямо в глаза,  — «Мне просто подумалось, что может быть, вам самому хотелось с кем-нибудь этим поделиться. Не так ли?»

  В воздухе повисла пауза. Как ни прискорбно было это признавать, но в словах этого широкоплечего здоровяка, была доля истины. Нет, не то чтобы я испытывал какую-то сумасшедшее желание во чтобы-то ни стало рассказать кому-либо про Джеймса, про то, как мы с ним познакомились, как протекала наша дружба, как его не стало. Но иногда действительно испытываешь некую потребность в том, чтобы поделиться с кем-то, пусть и не самыми сокровенными вещами, но некоторым количеством накопившихся в тебе мыслей, переживаний, размышлений. Вероятно, сам того не осознавая, в тот момент я находился именно в таком состоянии, ну или где-то рядом. Как бы там ни было, я начал свой небольшой рассказ.

— Что ж, мы познакомились в 1940-м, на призывном пункте. Я, как бы мне этого не хотелось, не сумел избежать мобилизации, хотя возраст давал небольшую надежду на благополучный исход, но как оказалось в итоге, зря, он же был добровольцем. Откровенно говоря, подобные люди меня не то чтобы удивляли, скорее всего, я просто не мог их понять. Мне всегда казалось, что как раз для подобных вещей и существует мобилизация — родина позвала, будь добр, а геройство можно проявить уже в бою, если конечно подобная возможность представиться.

  К моему большому удивлению, Алан сидел напротив меня, облокотившись обеими руками на стол и внимательно слушал. Хитрые глаза перестали бегать из стороны в сторону, приняв какой-то сосредоточенный вид, как будто в его голове рождались мысли, которые еще несколько минут назад не должны били рождаться в принципе.

— Так уж получилось, что после распределения мы вместе попали в Лоустофт, где нас должны были погрузить на несколько кораблей, и морем, по пути захватив еще несколько пеших подразделений из Кентербери и Рамсгейта, доставить в Кале. В последней точке нашего маршрута нам предстояло присоединиться к французской армии и в виде большой союзнической группировки направиться к границам Бельгии для поддержки коалиции на берегах Северного моря, но со стороны Европейского континента. В итоге, все планы нашего командования были разрушены. Дело было осенью, практически зимой. Сей       час, наверное, точно не вспомню, какой точно был день, где-то в середине ноября. Перед отправкой мы переночевали в портовых гостиницах, переоборудованных во что-то вроде казарм, а на утро должны были отчаливать. Помню, как рано утром нас поднял молодой капрал, может лет на пять старше меня, и тщетно стараясь скрыть тревогу, велел всем выметаться на улицу. Понятное дело мы все кричали, судорожно натягивали на себя домашние шмотки, так как обмундирование нам должны были выдать только на судне, одним словом паника обуяла нас с ног до головы. В итоге это оказалась тревога, и не учебная, как показалось многим, а самая, что ни на есть боевая. Когда мы выбежали на пристань, суетно пакуя вещи, которые успели схватить до тех пор, как капрал выгнал нас на улицу, перед моими глазами открылась картина, которую я не забуду никогда. Десятки немецких штурмовиков приближались к порту со стороны моря. На пристани, уже другой командующий, только теперь я могу сказать, что это был майор, которого я видел первый, а как потом оказалось и в последний раз в жизни, максимально быстро построил нас в более-менее организованные шеренги, чтобы оперативно переместить в безопасное место. А через пару минут началась бомбежка.

  Хасли по-прежнему сидел облокотившись на стол, при этом одной рукой подперев тяжелый подбородок. Потухшая сигара, медленно тлела в переполненной пепельнице.

— Может это конечно был и не Перл Харбор, к слову, он произошел практически ровно через год, но для меня, человека, до этого не слышавшего о войне практически ничего, и тем более не видевшего ничего подобного воочию, все, что происходило дальше врезалось в память основательно. Я не буду сейчас пересказывать все подробности того ужаса, думаю, что в это нет никакого смысла, просто скажу, что за пол часа немецкая Люфтваффе превратила небольшой порт города Лоустофт в руины. Сидя в небольшом кирпичном здании, вероятно, выполняющим функцию бомбоубежища, на некотором отдалении от береговой линии, придавленный сверху, да и со всех сторон такими же растерянными ребятами, сквозь небольшую форточку, закрытую железной решеткой, я наблюдал за всем происходящим вокруг, первый раз в жизни молясь, чтобы ни один снаряд не угодил туда, где сидели мы. Может быть мои молитвы, а может и всех тех, кто сидел со мной в этом кирпичном домишке были услышаны, но мы остались в живых. Сразу скажу, что мы оказались немногими из тех, кому повезло.

  Я в очередной раз прикурил потухшую сигару. Воспользовавшись паузой, Алан окликнул официанта и заказал еще пол пинты пива.

— Когда все закончилось, от пристани, да в принципе, и от всего порта, практически ничего не осталось, но это было не самое страшное. Весь берег, руины, оставшиеся после налета, были залиты кровью, кровью людей. Это были и просто люди, скорее всего, портовые рабочие, вот вроде тех, кто сидит вокруг нас, — я легким жестом показал на окружающих, — «И военные, и женщины, и рыбаки, а многих и узнать было невозможно».

  Алан Хасли вслед за мной прикурил свою потухшую сигару.

— Через некоторое время мы нашли наших командиров. Они все были убиты. Был убит и тот майор, который организованно загнал нас в убежище, а молодого капрала, поднявшего нас по тревоге, мы не нашли вовсе. Да, и как это было сделать в такой мясорубке?

— А, что было дальше? – вдруг спросил Хасли, выпуская плотную струю дыма.

— Дальше? – я немного откашлился, — «Дальше многие из тех, кто остался в живых, естественно, я имею ввиду новобранцев, бежали, воспользовавшись неразберихой, если это слово конечно уместно. К счастью, их было не так много.

— Вы мистер Битрэйер, я так полагаю, остались? – с каким-то надменным укором в глазах, спросил Алан.

— Да, я остался. Остался, но не потому, что я был смел или что-то в этом роде, нет. Скорее всего, наоборот. Наверное, я был так сильно напуган, что просто не решился на это. А подобные мысли естественно были.

  Алан криво улыбнулся.

— Я вас не утомил? – как-то автоматически спросил я Хасли.

  Тот еще раз улыбнулся.

— Что вы, что вы. Напротив, ваш рассказ крайне занимателен. – его ответ звучал как-то иронически, с подтекстом. Я это почувствовал. – «Просто я не совсем понимаю, зачем вы все мне это рассказываете? Я же всего лишь спросил об обстоятельствах смерти вашего друга.

  «Действительно» — подумал я. – «Еще совсем недавно я не хотел рассказывать Хасли ровным счетом ничего». Мне не оставалось ничего иного, как в очередной раз развести руками и продолжить.

— Так вот. В итоге, уж не знаю, как это получилось, но командование над теми, кто остался, принял мой друг. Конечно же командование это было формальным и длилось всего несколько часов, пока не пришло подкрепление, но все же. Он сумел успокоить всех, вел себя сдержанно, а когда появились наши войска, изобразил что-то вроде доклада о том, что, да как. Я уже тогда понял, что на него обратили внимание офицеры, в чье распоряжение мы попали после бомбежки. Нам пришлось еще несколько дней просидеть в порту, потому, как судно, на котором мы должны были плыть в Кале, затонуло после бомбардировки. Наверное, где-то в это время и началась наша дружба. Позже, после еще одного распределения, нас снова отправили в один и тот же полк. Сразу скажу, что два года спустя я демобилизовался рядовым, а он, мало того, что прослужил на полтора года больше, чем я, за первый год дослужился до штабс-сержанта, а перед расставанием с войной, и вовсе получил лейтенанта. Вот так.

  Хасли допил очередную кружку пива.

— Можно вопрос? – вдруг спросил меня Алан.

  Я коротко кивнул.

— Как имя вашего друга?

  Несмотря на то, что я уже достаточно много рассказал Алану, имени своего друга мне уж точно называть не хотелось. Было странное чувство, что если я это сделаю, то раскрою какую-то тайну, которую, так же по неведанной мне причине, раскрывать не стоит. Но, увы, в очередной раз я поступил не так, как хотел.

— Думаете, это имеет значение?

— А вы полагаете нет? – после третьей кружки пива, Алан выглядел еще более захмелевшим.

— Лично для меня его имя играет очень даже большое значение, но вот какое дело до этого вам?

— Ну, как же? Мне кажется, имена таких людей должны произноситься вслух. – вроде бы Хасли говорил вполне серьезно, но ощущение подвоха, все равно присутствовало. Было достаточно странно, что он всерьез заинтересовался моим рассказом, да и моим другом тоже, пусть и покойным.

— Его звали Джеймс, Джеймс Страуд.

  После моих слов Хасли резко изменился в лице.

— Как? – переспросил он (так обычно переспрашивает человек, который все расслышал, но, видимо, желающий услышать сказанное еще раз).

— Джеймс Страуд.

  Глаза Хасли забегали из стороны в сторону. Я не мог понять, что так резко его взволновало. Поначалу мне и правда показалось, что Алан лишь заволновался, но спустя мгновение, я понял, что больше это походит на испуг. Он вдруг резко встал, накинул пиджак и шляпу, и бросив на стол деньги за обед, протянул мне руку.

— Мне пора, я совсем забыл, мне пора!

  С этими словами, здоровяк, оглянувшись вокруг, как будто проверяя не забыл ли он чего–либо, широкими быстрыми шагами вышел из забегаловки. На фоне царящего вокруг обеденного хаоса, наше неожиданное расставание, не привлекло абсолютно ничье внимание. Я просидел еще несколько минут, докуривая свою сигару, пытаясь понять, что произошло. Буквально через полчаса я сидел в автобусе, направляющимся в Лоустофт.

*   *   *

  Как уже было сказано, я демобилизовался ближе к зиме 1942 года из-за ранения, Джеймс по той же причине был направлен в госпиталь города Кале, в тот самый Кале, в котором мы воссоединились с вооруженными силами Франции двумя годами ранее, и практически за год до подписания полной капитуляции Германии. Я к тому времени уже был в Манчестере, Джеймс же, после выздоровления, добрался до Лоустофта, но домой решил не возвращаться. В итоге, он так и осел в этом небольшом портовом городке. По окончании войны  с работой на севере Англии и правда было не все гладко, так что во многом Алан Хасли был прав. Но, Джеймс был не из тех людей, кто ищет легкий путей и я убеждался в этом не раз, а самое главное, что он всегда достигал тех целей, которые ставил перед собой. В этот раз вышло ровным счетом также. Он начинал с небольшой бригадой. Занимались, естественно, рыбной ловлей, а чем же еще? Опять же вспоминается Хасли. Спустя некоторое время, бригад было уже несколько, а он сам перестал выходить в море, оставаясь сугубо сухопутным руководителем. Одним словом, дело пошло в гору. К своему стыду, я ни разу так и не смог приехать к нему в гости, хотя Джеймс меня неоднократно приглашал. В отличие от меня, у моего друга получалось находить время в своем, несомненно, плотном графике, чтобы несколько раз навестить меня в Манчестере. Меня хватило лишь на то, чтобы единожды нагрянуть по его просьбе в Лондон, когда он находился там по своим торговым делам. Вот такая вот необычная была у нас дружба. На протяжении нескольких лет, мы встречались всего-то около десяти, может чуть больше раз. Мы писали друг другу письма, периодически созванивались. Джеймс поздравил меня с рождением первой дочери, а на крестины второй даже приехал. Я точно знаю, что он никогда не держал на меня обиды за то, что я так ни разу не приехал к нему в Лоустофт. «Да, куда тебе с твоим балластом» — всегда говорил Страуд. Я естественно отнекивался, понимая, что в общем-то он был прав, но ощущение оправдания все равно присутствовало.

  Полагаю, что ни для кого не секрет, что при наличии грамотного управленца, бизнес (назовем так), который принято называть малым , имеет все шансы рано или поздно перерасти во что-то более масштабное , поэтому, когда Джеймс сообщил мне, что собрался расширяться, я не удивился. Я не удивился даже тогда, когда узнал, что расширение будет связано не только с рыбной ловлей. Этого стоило ожидать. Джеймс, собственно как и всегда, был верен себе. Достаточно за короткие сроки он наладил поставки добротных вин и коньяков, из все того же пресловутого Кале. Вероятно, в этом деле не последнюю роль сыграли его армейские завязки. В то время многие занимались подобными вещами, а стало быть, конкуренция на рынке возрастала, и не всегда эта конкуренция была безобидной. Общество только набирало обороты своей покупательной способности. Процесс, как известно медленный, кропотливый. В этих условиях, многие, кто пытался пробовать себя в торговле, в итоге отказывались от этой идеи.

  Джеймс Страуд был родом из Ирландии. После окончания школы несколько лет прожил во Франции, а когда началась первая мировая, всю их семью вслед за отцом, работником влиятельной юридической конторы, перевезли в Портсмут, откуда он и попал в Лоустофт на распределительный пункт. Многие из тех, кто еще до войны наладил торговлю рыбой и спиртным в этом небольшом городишке, мягко говоря, не остались довольны тем, что Джеймс решил именно им составить конкуренцию. Точно сказать не могу, но есть предположение, что вместе с ростом спроса на продукцию, поставляемую Страудом, рос и уровень недовольства его оппонентов. Как бы там ни было, я не считал нужным вести с Джеймсом какие-либо разговоры на эту тему (естественно в переписке или по телефону). Он был человеком грамотным, и надо думать осознавал все, что происходило вокруг. Какого-то предчувствия опасности у меня не было, мне казалось, случись чего, Джеймс наверняка сможет за себя постоять, или на худой конец договориться.

  Когда из Лоустофта мне позвонил его доверенный и сообщил, что Джеймс найден мертвым, я в первую очередь очень удивился, а уж после, мое сердце обуяло чувство утраты. Странной утраты. То, что овладело мной, с большим трудом можно было назвать скорбью. Скорее, я просто был растерян. Да, растерян. Мне казалось, что Джеймс всегда сможет найти выход из любой ситуации, даже из той, которая поначалу кажется безвыходной. Официальной версией следствия (если его конечно можно так назвать) был несчастный случай, хотя я, по правде говоря, в подобный факт верил с трудом. То обстоятельство, как и где было найдено (подчеркиваю найдено) тело Джеймса, буквально кричало об этом. Я был уверен, что причиной смерти было что-то иное. Поэтому, когда я все от того же доверенного получил информацию о месте и времени похорон, а вместе с ним и приглашение на церемонию, сославшись на неотложные дела, отказался. Нет, дел и действительно было предостаточно, но в первую очередь, не знаю почему, я подумал, что мне там не место. Может чуть позже.

*   *   *

  Через полчаса я сидел в автобусе, следовавшим из Нориджа в Лоустофт. Меня окружали все те же рабочие, на которых я успел наглядеться в таверне. Сытые, довольные, они производили ощущение, в принципе, абсолютно счастливых людей. Как будто и не было той войны, которая принесла столько горя и несчастья. Всю дорогу до побережья, у меня не выходила из головы моя встреча с загадочным Аланом Хасли. Сказать, что он показался мне каким-то странным, да не то чтобы. Таких, как этот неотесанный детина можно встретить где угодно: в Лондоне, Кембридже, да и в моем родном Манчестере их хватает. Дело в его поступке. Наверняка, сам Алан мог подумать, что я воспринял его неожиданный уход, как само собой разумеющееся. Очень может быть, но учитывая посредственные актерские данные Хасли, я остался в замешательстве.

  Старое саксонское кладбище, которое во время войны достаточно сильно пострадало от немецких бомбардировок, лежало в западной части города, ближе к побережью. Как добраться от автовокзала до кладбища я знал, позаботившись об это заранее. Но, тем не менее, решив перестраховаться, я уточнил правильность своего маршрута у одного из попутчиков, и получив положительный ответ, направился в сторону кладбища. Вечерело. На уютных, выложенных добротной брусчаткой улицах Лоустофта, людей практически не было. Так, то там, то здесь из переулков появлялись одинокие прохожие, а в целом, улицы города с легкостью можно было назвать безлюдными. Путь мой лежал по достаточно широкой дороге, которая, судя по всему, была одной из главных в городе. По обеим сторонам стояли небольшие, два-три этажа, домики с добротными деревянными ставнями и уютными резными балкончиками. Несмотря на всю прелесть и изысканность окружающей меня архитектуры, глядя на нее, становилось как-то не по себе. Может причина была в пустынных улицах, может в цели моего путешествия, а может все вместе. Некоторые дома так и не были тронуты войной, а на иных все еще были видны ее последствия. Где-то не хватало чуть не пол стены, где-то фасад был изрешечен пулями, а кое-где, некогда светлые стены, навсегда впитали в себя черную копоть войны.

  Минут через десять моего пути, я четко почувствовал запах моря. Я приближался к самому побережью. Ветер немного усилился, стало прохладно. Впереди я увидел возвышающиеся на домами широкие, с замысловатыми кронами деревья. Это говорило о том, что мне осталось миновать старый городской парк, и я окажусь на месте. Витиеватая тенистая аллея парка, больше походила на заброшенную лесную дорогу. Слева и справа заросшая высоким кустарником, аллея действительно казалась заброшенной и практически нехоженой. Большое количество разнообразных деревьев, хоть и не стояли вплотную друг к другу, но могучие, покрытые плотной листвой верхушки деревьев, практически не пропускали дневной свет, и без того утративший свою силу. Минуя парк, с не покидающим меня чувством, очень похожим на внезапно возникший страх, я через невысокие чугунные ворота попал на кладбище. Судя по схеме, которую я так же набросал себе еще в Манчестере, со слов все того же доверенного, мне предстояло пройти по главной тропе и практически в самом конце повернуть направо.

  Я шел по узкой дорожке, то там, то здесь надорванной толстыми корнями. В глубине кладбища виднелись поросшие густой травой воронки, оставшиеся от разрывов снарядов. Было видно, что часть снарядов разрывалась между могил, но не обошлось и вандализма. Большое количество надгробий, да и могил в целом, были разворочены, упавшими на них бомбами. В этом был некоторый парадокс. «Умереть дважды» — промелькнуло у меня в голове. Некоторые могилы, судя по внешнему виду памятников и надгробий, были, что называется древними. Это сразу бросалось в глаза. Кресты и ограды были выполнены в необычном стиле, в каком точно сказать не могу, но выглядело это немного жутковато. Практически подойдя к тому месту, где нужно было повернуть, с правой стороны я увидел заброшенный холм с необычной оградой и таким же крестом. Я чуть замедлил шаг и приблизился к ограде в надежде разглядеть, что написано на покосившемся кресте. Но, увы, время и война настолько затерли все следы, что я, постучав ладонью по массивной ограде, был вынужден снова вернуться на тропу. Вдруг, чуть вдалеке я увидел, как по той аллее, на которую мне предстояло свернуть, словно тень, прошагала большая черная фигура в широкополой шляпе и скрылась за деревьями. Меня резко бросило в жар. Сердце заколотилось. Что это было? Может, показалось? Несколько секунд я стоял без движения, в полной растерянности, лишь оглядываясь по сторонам. Мне было страшно. Очень страшно. Собравшись с силами, я медленно дошел до аллеи, и аккуратно выглядывая из-за деревьев, посмотрел направо. Ярдах в двенадцати от меня стоял высокий, широкоплечий человек в черной шляпе, таком же пиджаке и смотрел по сторонам. «Не может быть» — было единственным, что я успел подумать перед тем, как через секунду наши взгляды встретились. Едва помня себя, я рванул по узкой тропе в сторону ворот. Судорожно спотыкаясь о слившиеся с дорогой темные корни, я с безумным страхом, затуманившим глаза, словно загнанный зверь, несся в сторону парка, который, отнюдь, не гарантировал мне спасения.

*   *   *

  Сидя на теплом кожаном кресле автобуса, едущего по пустынной дороге в Норидж, я вглядывался в проплывающие мимо поля, растущие вдоль дороги одинокие деревья, потирая друг об друга разбитые в кровь ладони и думал. Думал о том, что же такое на самом деле дружба? Что такое настоящая дружба? Просто иллюзия? Гм… Может быть, может быть… Думал и параллельно вспоминал, где я мог слышать о том, что убийцы часто любят приходить либо на места совершенных преступлений, либо на могилы своих жертв…